Стихотворения и поэмы. Т. I - [7]

Последний свист.

Молчаньем сломанные брови,

Бикфордов шнур и поцелуй сухой.

«Гобои букв — и бредит медью…»

Гобои букв — и бредит медью

Бессонница — сухой висок.

О этих губ слепая соль

За медленной, ночной обедней!

О боль обоев! Ночь как роса —

Твоя коса и серый серп над садом.

Страшнее всех разбойничьих засад

Разметанных волос голодный ладан.

Не дым, а только горький привкус гнева,

И не огонь, а только тлеющий ночник

Возник в ночи, и рук тяжелый невод

Мне приказал — молчи.

Но не смолчать — вот на обоях просвет,

И хлещут ливнем хлынувшие ветра.

И по утрам подсчет таких утрат,

Что о пощаде даже боль не просит.

Дозором зорких зорь замучены ресницы.

Больней свалявшихся простынь

Мне режет лоб безволье ясновидца

И горечь оскопленной пустоты.

НЕДУГ БЫТИЯ (Париж, 1928)

Любить и лелеять недуг бытия.

Е. Баратынский

Посвящается О.А.

«Отяжелев, на голый лист стекло…»

Отяжелев, на голый лист стекло

Чернильным сгустком слово, —

И муза сквозь оконное стекло

Уже войти ко мне готова.

И вот, приблизившись, передает

Мне в руки камень вдохновенья.

Опять протяжным голосом поет

Мое холодное волненье.

И кажется, — я в первый раз постиг

Вот это трудное дыханье.

О скудный, суетный, земной язык,

О мертвое мое призванье!

«В упор глядел закат. Раскосых туч…» [28]

В упор глядел закат. Раскосых туч

Не передать пустого выраженья.

Я опустил глаза, и желтый луч

Невольно повторил мое движенье.

Увы, природа! Страшен праздник твой!

Должно быть, это — насмерть поединок:

И видел я, как за моей спиной

Вскрывалась ночь, рвала покой личинок.

И запах трав, и желтый ствол сосны,

Последним взглядом вырванный из мрака,

Постой, постой, — ты видишь, как тесны,

Пусты объятья затхлости и мрака.

Звезда! Ах если ты ведешь дневник,

Ты на просторной занесешь странице

Число и месяц, год и этот миг,

Что я провел у жизни на границе.

«Не в силах двинуться, на подоконнике…»

Не в силах двинуться, на подоконнике,

Мы смотрим вниз, на ребра крыш и дней.

О как понятно всем, что мы сторонники

Потусторонних зарев и огней!

Томительно слепое созерцание!

Мы утешаемся и думаем, что нет

У жизни имени, у дней названия,

И все потусторонний ловим свет.

Ах, каждый сон уже рассказан в соннике!

И, как герани в глиняных горшках,

Мы на крутом и скользком подоконнике

Испытываем и покой и страх.

«Незвучен свет, огонь неярок…» [29]

Незвучен свет, огонь неярок

И труден лиры северной язык.

О эта скорбь пустых помарок,

Беспомощный и трудный черновик.

Пером просторный лист пропахан,

И черная сияет борозда,

И полон нежности и страха

Твой голос, бедная моя звезда.

Но вот, бумажным, волокнистым,

Зеленым небом стих мой повторен.

Опять меня с блаженным свистом

Одолевает неповторный сон.

И мой несовершенный оттиск,

Двойник стиха, по-новому поет,

И странный вкус небесной плоти

Мне темным чудом обжигает рот.

«Бессонница, расширясь, одолела…» [30]

Бессонница, расширясь, одолела

И напрягла тревожный слух. Мое

По капле медленно стекает тело

В неуловимое небытие.

Касанье чьих-то невесомых пальцев.

О влажный холодок щеки!

Опять Глухая ночь на старомодных пяльцах,

Глухая, начинает вышивать.

Шуршанье тьмы и тусклый шорох шелка —

И розой выцветшей душа глядит,

Как ангел тряпочкой сметает с полки

Сухую пыль веселья и обид.

«Я знаю, ты, как жизнь, неповторима…»

Я знаю, ты, как жизнь, неповторима.

По краю воздуха твой путь пролег.

Гляжу вослед тебе — прозрачным дымом

Твой путь, виясь, уходит на восток.

Но вот, теряя призрак тяготенья,

Я отрываюсь и взлетаю за тобой.

И я скольжу твоей легчайшей тенью,

Влеком потустороннею звездой.

Смущенных облак вспугнутая стая.

Прозрачны голоса, как синий лед.

И воздух отмирает, остывая,

И падает, и длится наш полет.

Вот, как воздушный шар отчалив,

Порвав докучливую нить легко,

Плывет земля, прозрачная вначале,

В иной покой, в такой покой, в такой —

Кто б думать мог, что время невесомо,

Что так похожи на полет года,

Что нам одним с рождения знакома

Нас в бытие уведшая звезда.

Душа душой, как солнцем, опалима.

Я сохраню твой золотой ожог,

Я знаю, ты, как жизнь, неповторима,

По краю воздуха твой путь пролег.

«Не оторвать внимательную руку…»

Не оторвать внимательную руку,

Не отвести прижатую ладонь,

И пьет моя рука, подобный звуку,

Такой неутомительный огонь.

Прозрачной тишиной удвоен

Наш сон, наш мир, наш свет — века.

Пускай вдали, виясь, летят завой

Сей непомерной розы в облака.

И лепестки тяжелых молний,

И вой, и голоса в огне —

Зане наш мир покоем преисполнен

И мира нового — не надо мне.

Не оторвать, не потревожить —

Дороже жизни этот сон.

Распахнутую настежь мглу, быть может,

Оставить вовсе не захочет он.

Вне нас, ломая дикий воздух,

Цветет гроза, и в облачной пыли

Поет, недосягаемое звездам,

Поет, сердцебиение земли.

«О только б краешком крыла…»

О только б краешком крыла

Растерянной коснуться страсти —

Благоуханная зола

Недоказуемого счастья!

Мне тленье сладостно земли:

Непрочный мир послушно тает —

Так отлетают корабли

Вдруг перепуганною стаей.

И в обручальной тишине

Почти бесплотно напряженье.

О если б можно было мне

Не знать иного вдохновенья!

«Ладонь, ладонь! Отчетливым касаньем…»

Ладонь, ладонь! Отчетливым касаньем

Напряжена земная глухота.

Не мыслю выбрать я тебе названья

Успокоительная пустота.

Слова — ах эти слепки мыслей бренных —