Стихотворения и поэмы - [12]

из винной пробки поплавки

по малой ряби, словно уточки,

плывут, неброски и легки.

Плывут с обманными подскоками,

утонут — только подсекай!

А на кукане ходят окуни

и в речке рыбы через край.

Мы на купальщиц — ноль внимания,

мол, тоже невидаль — бабье!..

На бережочке с дядей Ванею

прошло мальчишество мое.

8. Над Соротью

Сладок посвист козодоя.

Засинелось поле.

Песня стелется водою,

тихая до боли.

И томит она, заботит

позднюю девчонку,

что белье вальком колотит

на мостках внаклонку.

Да и парень, подгулявший,

видимо, в райцентре,

то ли плачет, то ли пляшет

у забитой церкви.

Пар плывет белесоватый,

берег размывает.

На два голоса солдаты

на мосту спивают.

9. «По-над лесом спокойно проходит луна…»

По-над лесом спокойно проходит луна.

На стремнине беззвучная бьется волна.

И в деревне моей — тишины легкий дым:

спят усталые люди по избам своим,

светлым дымом над ними плывет тишина.

С колотушкою сторож проходит, не спит.

Агроном над сегодняшней сводкой корпит.

В пятистенной избе беготня досветла:

председателю сына жена родила,

спят усталые люди, но время не спит!

Ходят, фыркают кони у древней горы,

и от лунного света их спины мокры,

и далеко-далеко, неведомо где,

слышен трактора шаг по ночной борозде.

Богатырские кони советской поры!

Полной грудью вздыхают парные поля.

Остывает большак, чуть приметно пыля.

Нарастает пшеницы бесшумный прибой.

На мосту часового сменил часовой.

Разве спит этой тихою ночью земля?!

10. «Комариная толока…»

Комариная толока,

завтра жаркий будет день.

Небеса лежат широко

меж заречных деревень. —

Что же мне так одиноко?

Вспыхнет робкая звезда

в чистом поле, над овином.

И туманы, как стада,

разбредутся по долинам. —

Что же нам не как всегда?

Вечер медленный, субботний,

дольше в избах огоньки.

И казалось, беззаботней

нам стоится у реки. —

Что же иначе сегодня?

11. «Не расстраивайся, не плачь…»

Не расстраивайся, не плачь,

утро вечера мудренее.

За рекою скрипит дергач,

стог нахохлился, цепенея.

Провинился я, может, в чем? —

Передергиваешь плечом.

У тебя ли случилось что? —

Молча кутаешься в пальто.

В чистом поле сосна. Над нею —

самолет ли, звезда вдали.

Утро вечера мудренее.

Для тебя. Для нас. Для земли.

12. Гроза

Я вижу дол, туманный пред грозою,

чересполосицу косых лучей вдали,

и воды ржавые, и черствый горб земли,

рассохшийся от медленного зноя.

Но вот ударил дождь…

И чтобы не упасть,

деревья радостно схватились друг за друга,

зашлась трава

и, сдерживая страсть,

качнулась рожь упрямо и упруго,

и с шапкою в руках

старик застыл у плуга.

Швыряя молнии к ногам,

пророкотало небо надо мною:

— Живите, — приказало лепесткам,

— Ликуйте, — прокатило по лугам,

— Владейте, — молвило

натруженным рукам…

И этот гимн

звучал

как торжество земное!

13. Перед дождем

Сработались косы до визга,

торопятся — знай вороши!

Надвинулись тучи, и низко

мелькают над лугом стрижи.

И ветер шевелится в копнах,

и гнется трава до земли,

и бабы в раздутых полотнах

плывут, как в волнах корабли.

Все чаще вздымаются грабли —

все реже кудрявится смех.

Уж первые падают капли,

весомо, как полный орех.

Донельзя стемнело над лугом.

Кузнечиков стихла возня.

Идут лишь косцы друг за другом,

мятежные травы тесня.

И в миг, когда ливень нахлынул,

когда прорвалась тишина —

последняя пала травина,

последняя встала копна!

14. Молотилка

Ликуя посреди гумна,

она гудит без передышки.

У девок выцвели подмышки,

парней шатает без вина.

Струится в три ручья зерно,

поспешны золотые клубы.

И так сияют лбы и зубы,

что по углам темным-темно.

15. Трактор

Я вышел в поле на заре.

Застыв торжественно на взлете,

огромный трактор на бугре

стоял, как памятник работе.

Он был поставлен наугад

среди распаханной пустыни,

но умещался весь закат

между колесами литыми.

Дрожали сумерки вдали

над остывающим металлом.

Земля в масштабе всей Земли

ему служила пьедесталом.

16. «Упорно вниз вело дорогу…»

Упорно вниз вело дорогу.

Еще теням давая рост,

катилось солнце понемногу

по гребню розовых борозд.

Струился медленный и теплый

узор по золотой коре.

И в избах вспыхивали стекла

там, на Вороницкой горе.

Но вот спустились мы в долину,

и сзади выросший бугор

закрыл вдруг неба половину,

и дальний дом, и яркий бор.

И на прибрежных темных пожнях

тотчас же повстречалась нам

орда туманов осторожных,

ползущих понизу к стогам.

Нас охватила дрожь сырая,

минута — станет все мертво…

…А завтра снова, не сгорая,

взметнется мира торжество.

17. В дремотный лес…

В дремотный лес, как в отчий дом, вошли.

Здесь тихо, бестревожно и отрадно.

И кажется — исходит от земли

настоенный на травах винный дух.

А над прудом — как в погребе,

прохладно,

и свет, лежавший на воде, потух.

Здесь тихо, бестревожно; и покорней

листвы, чем под ногами, не найти.

Но наступи на спрятанные корни,

задень за узловатые коряги,

трухлявый ствол толкни

и ощути

упругость паутинной передряги. —

И ты услышишь гром за тишиной,

смятенье за спокойствием безгласным;

такой благопристойный мир лесной

предстанет исковерканным тебе —

дыханьем голубой болотной астмы

и слизняковой жадностью в грибе.

Большую птицу маленькими ртами

смакует муравьиная орда.

Безводья всеобъемлющее пламя

живьем сжигает сердцевину дуба.

Поодаль возмужавшая вода

над почвою насильничает грубо.

В ногах у леса ползает трава

и, к солнцу заслоненному взывая,