Стихотворения и поэмы - [95]

Шрифт
Интервал

Кто посмотрел, кто мимо — и потоки
Стихов, высокопарная хвала
(Род дифирамба) густо потекла.
Стремясь прибавить живости банкету,
Мигнул пан Замитальский, чтоб поэту
Тибурцию смешали в чарке всех
Напитков со стола… Беззвучный смех
Между гостями тихо пробегает:
Потеха! Замитальский дело знает!
Ох, выдумщик!
                         Да, тертый он калач.
Во всем находит шутку, а не плач.
Раз, помнится, в разгар аукциона,
Когда его именье, плод законный
Труда (…чьего?), пускали с молотка,
Он, беззаботно взявшись за бока,
Отменный фокус показал беспечно:
Чиновника (неважного, конечно,
С большим бы, может, канитель была)
Он приказал, подняв из-за стола,
Где тешил тот вином свою натуру.
Зашить без жалости в медвежью шкуру,
Да и спустил со своры всех собак.
Тут страху вдоволь повидал бедняк!
Передают, медвежья получилась
Болезнь (простят мне дамы, не годилось
Рассказывать об этом)… Злые псы, —
Клянусь вам, чудо силы и красы,
Из прежних волкодавов… Близок к смерти
Был дурень… Подходил ему капут…
Пан псов прогнал, а кое-что в конверте
Предотвратило и позор и суд.
И приказной убрался, сытый, пьяный,
Закрыв глаза на все свои изъяны,
Хоть маялся недель, должно быть, с пять…
Смеются гости, каждый рассказать
Спешит: тот — быль, а этот — небылицу…
А тихий вечер не спеша струится,
Как пенный мед.
                          Сидит среди гостей
Лишь Генрих сам не свой. Кто скажет: «Пей» —
Покорно пьет, а мыслью улетает
Куда-то вдаль. Тоска ему сжимает
Бунтующее сердце… Потому,
Быть может, что победа не ему
Досталась, а другому? Нет! Пустое!
Для автора нет тайны у героя,
И я, читатель, сообщаю вам:
Марининым обязан лишь очам
Пан Генрих всем унынием жестоким;
Сегодня у девичьей, ненароком,
Впервые увидав ее, в один
Короткий миг отца достойный сын
Вдруг завистью ревнивой распалился…
Ночь подошла. Обед не прекратился
До ужина. Тибурций спит давно.
(И настрого будить запрещено
Прислуге: Замитальского затеи
Последуют — и шустрые лакеи
Приказов ждут дальнейших.)
                                          Всё дружней
Шумит беседа. Будто на коне,
Сидит пан Людвиг на хозяйском стуле.
А в гуще сада вишни не уснули,
Как море — соловьиная весна.
И шепчут там два голоса: она
И рядом он…
                       И, не переставая
И не спеша, струится ночь густая.
И только ветер разобрать бы смог,
О чем девичий шепчет голосок
В отчаянье и сладостной истоме.
Она
Марко, послушай… Гости в панском доме
До завтра будут… Некогда ему
Меня схватить… Любимый, одному
Тебе верна я… Завтра ж что… Пропали…
Не раз уже соседи намекали:
«Та самая…» Я на беду взросла,
Сердечный друг мой!
Он
                                    Что ж… Пора пришла…
Я знал — придет… Нельзя так оставаться…
Под вечер… Гости будут разъезжаться…
И в суете… Всё подготовлю я,
Улажу… Полно, звездочка моя…
Пируют, слышишь? Наливают чаши…
Ну, что им труд наш, горе, слезы наши?..
Максима бить велел, не скакунов,
Плетьми… За что? Неужто у панов
Пропала память… И придется снова
Напомнить Гонту им?..
Она
                    Молчи, ни слова…
Там ходят…
Он
Знаю, им устроят пир,
Пир будет! О, хотел бы я весь мир
Перевернуть!
Она
Родной, молчи!.. услышат…
А ночь узор свой темно-синий пишет,
А гости веселятся, а бокал
Вновь полон, и Густав не перестал
Остротой новой подбодрять веселье.
Одни танцуют, те за карты сели,
Храпит Тибурций, Стасина рука
Багряный веер сжала докрепка,
И, дремою объят, в веселом гуле
Сидит пан Людвиг на хозяйском стуле.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

© Перевод В. Цвелёв

Та й сон же, сон напрочуд дивний,
Мені приснився…[110]
Т. Шевченко
1
Тибурций спал и странный видел сон:
Он девушкам играл, как Аполлон
В собранье муз, на лире благородной,
Серебряной, с большой бутылью сходной
Напоминал ее мелодий звук
И звон ножей, и вилок перестук.
Все возлежали на пурпурных ложах,
В венках из роз, на рюмки чуть похожих…
И вдруг — иная греза низошла:
Громады гор. Клубящаяся мгла
В расщелинах. Тропинкой каменистой
К пещере, обветшалой и нечистой,
Его ведут. И голоса вдали
В какой-то хищный шепот перешли
И смолкли. Мрак. Молчанье. Злое место…
Он спит! Проснуться нужно! — Наконец-то!
Он делает неосторожный шаг
И падает. Каменья, желтый прах
Посыпались. О боже, правый боже!
Как твердо это каменное ложе!
Как холодно! Забили зубы дробь…
Ужели здесь лежать? Лежать по гроб?
От музы и от жизни отрешиться?..
Но вдруг открылась новая страница —
И на губах улыбка вновь дрожит,
И лунный свет серебряный царит
В опочивальне, где он как бы спящим
Прикинулся. Сейчас ведь в шелестящем
Наряде девушка войдет — она,
Чей взор пьянее крепкого вина,
Пьянит сильней, чем все на свете вина.
Он вспомнил: да, ее зовут Марина,
Ее он видел, где же и когда?
Он вновь силен, как раньше, как всегда,
Объятием он встретит, жарче бури,
Как мусульманин мусульманских гурий,
Ее, ее, — она как снег бела,
Вот легкой ножкой на порог взошла,
Приблизила соблазны нежной груди
И… свят, свят, свят!.. А это что за люди?
Не люди, твари с псиной головой
К нему идут… Старик, как неживой,
Под одеялом спрятавшись, не дышит,
А вражья сила всё сильней колышет
Матрац, — когтями рвет его она,
И мнет, и крутит. А в стекле окна
Всё новые мерещатся кошмары,
Сквозь стены лезут. Это, видно, кара —
Тот час неумолимого суда,
Его же не избегнуть никогда!

Еще от автора Максим Фаддеевич Рыльский
Олександр Довженко

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Полное собрание стихотворений

В. Ф. Раевский (1795–1872) — один из видных зачинателей декабристской поэзии, стихи которого проникнуты духом непримиримой вражды к самодержавному деспотизму и крепостническому рабству. В стихах Раевского отчетливо отразились основные этапы его жизненного пути: участие в Отечественной войне 1812 г., разработка и пропаганда декабристских взглядов, тюремное заключение, ссылка. Лучшие стихотворения поэта интересны своим суровым гражданским лиризмом, своеобразной энергией и силой выражения, о чем в 1822 г.


Белорусские поэты

В эту книгу вошли произведения крупнейших белорусских поэтов дооктябрьской поры. В насыщенной фольклорными мотивами поэзии В. Дунина-Марцинкевича, в суровом стихе Ф. Богушевича и Я. Лучины, в бунтарских произведениях А. Гуриновича и Тетки, в ярком лирическом даровании М. Богдановича проявились разные грани глубоко народной по своим истокам и демократической по духу белорусской поэзии. Основное место в сборнике занимают произведения выдающегося мастера стиха М. Богдановича. Впервые на русском языке появляются произведения В. Дунина-Марцинкевича и A. Гуриновича.


Лебединый стан

Объявление об издании книги Цветаевой «Лебединый стан» берлинским изд-вом А. Г. Левенсона «Огоньки» появилось в «Воле России»[1] 9 января 1922 г. Однако в «Огоньках» появились «Стихи к Блоку», а «Лебединый стан» при жизни Цветаевой отдельной книгой издан не был.Первое издание «Лебединого стана» было осуществлено Г. П. Струве в 1957 г.«Лебединый стан» включает в себя 59 стихотворений 1917–1920 гг., большинство из которых печаталось в периодических изданиях при жизни Цветаевой.В настоящем издании «Лебединый стан» публикуется впервые в СССР в полном составе по ксерокопии рукописи Цветаевой 1938 г., любезно предоставленной для издания профессором Робином Кембаллом (Лозанна)


Стихотворения и поэмы

В книге широко представлено творчество поэта-романтика Михаила Светлова: его задушевная и многозвучная, столь любимая советским читателем лирика, в которой сочетаются и высокий пафос, и грусть, и юмор. Кроме стихотворений, печатавшихся в различных сборниках Светлова, в книгу вошло несколько десятков стихотворений, опубликованных в газетах и журналах двадцатых — тридцатых годов и фактически забытых, а также новые, еще неизвестные читателю стихи.