Стихотворения и поэмы - [24]

Шрифт
Интервал

Словно вязнут в паутине,
Тянутся верблюды в путь.
Сохнет кровь, воды не стало,
Плащ накинут как попало,
Мало жить осталось, мало, —
            Не вздохнуть!
Простирают руки, плачут —
Пальмы впереди маячат,
Зебры молодые скачут,
Берег влагой напоен…
Счастье? Муки? Жизни чудо,
Мерный, тихий шаг верблюда,
Холмиков песчаных груда,
           Жажды сон.
Между 1922 и 1924

73. «В лесной глуши, где только след звериный…»

© Перевод Б. Турганов

В лесной глуши, где только след звериный,
Где строй стволов недвижен и жесток,
Вдруг неба виден проблеск — нежно-синий,
Как милый взор. Вокруг — ветвей поток,
Гуденье сосен, будто вой эринний,
Ворчанье злобной рыси, молоток
Седого дятла. В этой мгле пустынной
Так славно встретить тихий уголок,
Приют чудесный мира и покоя,
Где лишь порой изменчивой толпою
Струится тучек серебристый дым.
Так ты, искусство, и во мраке бурном
Сияешь мыслям и сердцам людским, —
В грозовом море светочем лазурным.
1923 или 1924

74. ГАННУСЯ

© Перевод Б. Турганов

1
Под небом гулким, словно под шатром,
Где ходит ветер, теплый и румяный,
Они возводят этот светлый дом,
Простые — незаметные — титаны.
Щеглы порхают. Воробьи в кустах
Чирикают задорно и бессвязно.
Ганнуся с малым узелком в руках!
Давно не улыбалась ты так ясно.
Кипит работа. Пилы горячи,
И каменщики, в фартуках, рядами,
Как бы в игре веселой, кирпичи
Передают проворными руками.
И в хаосе раскиданных столбов,
Меж досок, щебня и пахучей глины
Порыв могучий зазвучать готов,
Как будто клич весенний, лебединый.
Рубанок свой наладив, дед Мартын
Рассказ нехитрый тянет бесконечно.
И вдруг среди работников один
В глаза Ганнусе глянул так сердечно.
Высокий, стройный. Вьется чуб густой.
Лишь кинул взгляд — у бедной сердце пьяно.
Гармоника вздыхает под рукой,
А голос — ветер, теплый и румяный.
2
Вечерами не всё затихает:
Тени бродят, звучат голоса.
У Ганнуси распалась коса —
Знать, ее домовик расплетает.
Кто-то хочет шаги приглушить,
И Рябко сразу выставил уши.
«Цыть, Рябенький, цыть!»
Весна убаюкала души.
3
Притомилась Ганнуся, но всё же
Башмачок на траву не спадет…
…Натянув розоватые вожжи,
В небе утро встает.
Новый день, и порыв, и заботы,
Вырастает, смеется наш дом,—
И смешались любовь и работа
Под прозрачным и гулким шатром.
4
— Наш дом растет всё выше, выше,
И окна светом залиты, —
Из камня он до самой крыши
И звонкой, точно медь, мечты.
Ганнуся! Лестницей крутою
Взбежим и поглядим вокруг!
Челны над вольною водою,
И зеленеет пышный луг.
Плуги в полях, и ко́ней ржанье,
И человечьи голоса, —
Как моря дальнего дыханье,
Вдруг жаркий ветер поднялся.
И дым валит стеною плотной,
И трубы высятся кругом, —
И белоснежные полотна
Для наших девушек мы ткем.
Ганнуся! Где ты? Братья! Сестры!
Дом этот — наш! Не твой, не мой!
И так понятно всё и просто —
Гармоники веселый строй.
1923–1924

75. «Пришла зима, и замело дороги…»

© Перевод М. Зенкевич

Пришла зима, и замело дороги.
Друг к дружке жмутся хаты в тишине.
В амбары спрятан урожай убогий.
Мороз узоры пишет на окне.
Несчастен тот, кто под пургою вьюжной
Идет один, в молчанье, без пути:
Лишь с дружной песней, лишь толпою дружной
Пустыни мира можем мы пройти.
И в час, когда роняют пух свой белый
Павлины снежные в глухой тиши,
Я выхожу на дворик онемелый —
И радость озаряет глубь души.
Ведь по дороге, с сумками, с мешками,
Под крик веселый, песни и галдеж,
В простор широкий неуклонно, прямо
Идет, перекликаясь, молодежь.
Искали прежде истин Пифагоры,
И для жрецов горел огонь наук, —
Теперь, как новь, вселенские просторы
Распахивает деревенский плуг.
И целину поднимет не напрасно
Микула новый — зацветет земля,
И, словно гибкий стан златопоясный,
Хлебами заволнуются поля.
Идут, идут… А на пороге хаты
Старуха мать взмахнула рукавом…
И падает, пушистый и косматый,
Обильный снег над дремлющим селом.
<1924>

76. «Сбирают светлый, золотистый мед…»

© Перевод В. Цвелёв

Сбирают светлый, золотистый мед
Прозрачные и радостные пчелы.
Взгляни, прохожий, и ступай вперед —
На улицу, на площадь, в лес и долы.
Неси в свой улей разум, кровь и плоть.
Таких, как ты, идут мильоны смелых,
Чтоб землю напоследок расколоть
На да и нет, на красных и на белых.
<1924>

77. «Следы копыт укрыло снежной дымкой…»

© Перевод Б. Турганов

Следы копыт укрыло снежной дымкой,
Повисли ветви, ждут, оцепенев,
И ветер, пролетая невидимкой,
Колышет мертвые тела дерев.
И тени переходят под скрипенье
Осин, одетых ледяной корой,
И мнится жизнь — одной неясной тенью.
И сразу — искр неудержимый рой.
Там поезд мчится с грохотом и свистом,
Сверкая рдяно в далях снеговых…
Кому ж поверить? Искрам золотистым
Иль седине осин, осин глухих?
1924

78. «Шумит, и шепчет, и тревожит…»

© Перевод М. Комиссарова

Шумит, и шепчет, и тревожит
Неровный дождь из-за угла,
А в сердце — летний день погожий,
Тропинкой девушка прошла.
И сенокоса перезвоны,
И золотистые коржи,
И свежий дух копны зеленой,
Полынь и кашка вдоль межи.
1924

79. «Как внимательный охотник…»

© Перевод Б. Турганов

Как внимательный охотник,
Зверобой неукротимый,
Поседелый следопыт
Приникает теплым ухом,
Чтобы дальний шум расслышать,
К лону матери-земли, —
Так и ты, поэт, упорно
Отголоски жизни слушай,
Ритмы новые лови,
И приливы, и отливы,
Хаос линий, дым исканий
В панцирь мысли затяни.
Как бестрепетную руку

Еще от автора Максим Фаддеевич Рыльский
Олександр Довженко

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Стихотворения и поэмы

В книге широко представлено творчество поэта-романтика Михаила Светлова: его задушевная и многозвучная, столь любимая советским читателем лирика, в которой сочетаются и высокий пафос, и грусть, и юмор. Кроме стихотворений, печатавшихся в различных сборниках Светлова, в книгу вошло несколько десятков стихотворений, опубликованных в газетах и журналах двадцатых — тридцатых годов и фактически забытых, а также новые, еще неизвестные читателю стихи.


Белорусские поэты

В эту книгу вошли произведения крупнейших белорусских поэтов дооктябрьской поры. В насыщенной фольклорными мотивами поэзии В. Дунина-Марцинкевича, в суровом стихе Ф. Богушевича и Я. Лучины, в бунтарских произведениях А. Гуриновича и Тетки, в ярком лирическом даровании М. Богдановича проявились разные грани глубоко народной по своим истокам и демократической по духу белорусской поэзии. Основное место в сборнике занимают произведения выдающегося мастера стиха М. Богдановича. Впервые на русском языке появляются произведения В. Дунина-Марцинкевича и A. Гуриновича.


Стихотворения и поэмы

Основоположник критического реализма в грузинской литературе Илья Чавчавадзе (1837–1907) был выдающимся представителем национально-освободительной борьбы своего народа.Его литературное наследие содержит классические образцы поэзии и прозы, драматургии и критики, филологических разысканий и публицистики.Большой мастер стиха, впитавшего в себя красочность и гибкость народно-поэтических форм, Илья Чавчавадзе был непримиримым врагом самодержавия и крепостнического строя, певцом социальной свободы.Настоящее издание охватывает наиболее значительную часть поэтического наследия Ильи Чавчавадзе.Переводы его произведений принадлежат Н. Заболоцкому, В. Державину, А. Тарковскому, Вс. Рождественскому, С. Шервинскому, В. Шефнеру и другим известным русским поэтам-переводчикам.


Лебединый стан

Объявление об издании книги Цветаевой «Лебединый стан» берлинским изд-вом А. Г. Левенсона «Огоньки» появилось в «Воле России»[1] 9 января 1922 г. Однако в «Огоньках» появились «Стихи к Блоку», а «Лебединый стан» при жизни Цветаевой отдельной книгой издан не был.Первое издание «Лебединого стана» было осуществлено Г. П. Струве в 1957 г.«Лебединый стан» включает в себя 59 стихотворений 1917–1920 гг., большинство из которых печаталось в периодических изданиях при жизни Цветаевой.В настоящем издании «Лебединый стан» публикуется впервые в СССР в полном составе по ксерокопии рукописи Цветаевой 1938 г., любезно предоставленной для издания профессором Робином Кембаллом (Лозанна)