Стихотворения и поэмы - [105]

Шрифт
Интервал

И о́бразов безумных завируха,
И крик, и шутки: подневольный рай…
«Гаврилко! Что ж ты там? А ну, сыграй
Веселую!» — «Я, братцы… право слово,
Я, брат…»
                      И вдруг из-под смычка живого
Частушки дробью сыплются в углы…
И вот сквозь дым:
                              расставлены столы
Для свадьбы. Слышен говор, крики, стуки,
Запели дру́жки и сомкнули руки,
Нарядным закружилися кольцом.
Огонь свечей на юное лицо
Бросает блики, образ изменяя.
Твоя, Марина, это мать родная,
Так молода, красива и стройна?..
Идет в волненье радостном она,
А голос — полон соловьиной дрожи…
Да подождите… Нет! Да это кто же?
Сама Марина! Нет сомнений… Взгляд,
Огнем глаза глубокие горят,
Нежна ее улыбка и стыдлива…
А рядом? Кто он? «Диво иль не диво…»[122]
Запели дружки… Радость велика:
Вон проступает голова Марка
Сквозь синие трепещущие сети,
Сияет лик, как солнце на рассвете,
Бояре — точно звезды в небесах,
Что угасают в солнечных лучах…
Вдруг всё зловеще скрылось перед нею:
Марина затуманилась, бледнея,
Умолкли скрипки, речь оборвалась…
Ох, не Марко любимый! Щуря глаз,
Там тянется паныч окровавленный
К невесте юной, ужасом сраженной,
И жжет руки поганой белизна!..
………………………………
Шинкарка наливает. У окна
Шумит сосна. Гриць медленным движеньем
Поправил длинный ус, с большим презреньем
Всех оглядел, и вот скрипач кладет
На подоконник скрипку (в ней живет
Еще последний отзвук легкокрылый), —
И Гриць запел о том, как проучила
Голь в кабаке вельможу-богача…
Поет он гордо, словно бьет сплеча.
Гаврило подхватил. Наум в похмелье
Подтягивает… Окна зазвенели
От песни той — высоких гневных слов
Против вельмож, подпанков и панов,
С надеждою, с величием победным.
Где ж время то, что богачам последним
Последней карой грянет? И когда
Взметнет восстанья буйная вода
Вас, Грици, и Гаврилы, и Наумы?
Иль это лицемерье пьяной думы,
Тень дыма трубки, чарок звон в ушах?
Нет-нет! Железного Шевченка шаг
Вот-вот из недр пустыни донесется;
Уж там и тут огонь рассветный вьется,
Чуть видный бледный луч разлил восход.
И скоро… нет, не скоро, но придет
На землю правда в пурпуре восстанья,
И палачи с мольбой о состраданье
Возденут рук поганых белизну.
2
День многошумный отошел ко сну.
Вдали чуть слышен крик перепелиный,
Туманом тонким полнятся долины,
Привычный звук стал чуждым для ушей.
Спи, Генрих! Колотушки сторожей
Бьют в громкие железные клепала;
Тишь мудрая спокойно разостлала
Ковер широкий на твоих полях,
Садах, хлевах… Сомнения и страх
Откинь. К чему?.. Отец твой умирает,
Так что ж тебе? Бессмертных не бывает
На свете. Перед совестью своей
Ты чист, ты и ксендза звал, и врачей…
Теперь лишь ксендз над ним хозяин властный…
Спи, Генрих! Догорает месяц ясный,
И звезды — словно слезы из-под век.
Твоя Марина у тебя навек
Останется. В Девичьем схоронится,
Покамест сплетен шум угомонится.
А там… Нет! Прочь бесовскую гурьбу
Соблазнов… Твой отец почти в гробу!..
И память вновь узоры ткет без счета;
Вот наконец спускается дремота
На грудь.
              «Кто там? Кто там перебежал
Во мраке! Эй! Кто голову прижал
К наличнику?»
                    Всё тишиною скрыто.
Даль шелковая звездами расшита.
Стучат трещотки бодрых сторожей…
Спи, Генрих!..
                      Засветилась на меже
Роса. Летит к озерам цепью длинной
Звенящий в высях выводок утиный;
Охрипший, без ума кричит дергач;
Как будто серый удлиненный мяч,
Перекатился заяц. Счастье воли
В тумане этом, в радужном раздолье,
Во вздохах нив и в тихой речи трав!
А сколько зла, болезней, мук, отрав
Запряталось под ясностью звенящей!..
В усадьбу пана с новостью томящей
Максим приехал, — только невпопад.
Заполнен двор толпою: стар и млад.
Не нужен им рассказ о похищенье
Марины; про ночное злоключенье
Несется весть, внезапна и страшна:
В постели белой, виден из окна,
Недвижимый, холодный и бесстрастный
Лежит паныч. Живой водой напрасно
Целебною рассвет его поит:
Глаза погасли, голова висит,
И там, где солнце пламень свой простерло,
Алеет перерезанное горло.
Нет, новость не одна на двор пришла:
В ту ночь из клетки мощного орла,
Что прозябал в усадьбе на поляне,
Освободили. Но куда в тумане
Рассветном полетел он, вновь могуч,
Укрылся ли меж неприступных круч,—
Никто не знает. Лишь Кондрат, бывало,
Хвативши кружку добрую сначала,
Твердил, что в Красном Куте этим днем
Ужасный птицы подняли содом,
Когда пришелец черною стрелою
Внезапно взмыл над ближнею горою
И скрылся в блеске выси голубой,
Как будто всех скликая за собой.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

© Перевод В. Державин

Любив мене, матінко,
Запорожець,
Вивів мене босую
На морозець.
Вивів мене босую
Та й питає:
Чиє мороз, дівчино,
Чи немає?[123]
Песня
1
Дрозды в лесах еще не поклевали
Всю ягоду с густых рябин; пылали
Осинники, не обронив листву,—
А ранний снег уж засыпал траву,
Детьми потоптанную по левадам.
Повеял ветер, и свирепым взглядом
Мороз оледенил пруды в садах.
«Пороша, братцы! Зайцев на полях —
Что блох в корчме! Вставайте же, лентяи!
Хлебнем-ка на дорогу (да не чаю,—
Его оставить можно москалям!)
И тронемся!» —
                     Так говорил Адам,
Марьяна дядя, лысый, как колено.
Немало лет весь округ неизменно
Плешивости причину обсуждал,
Но всем одно бедняга отвечал:
Что, мол, остаться без волос не диво
Тому, кто, как и он, женат счастливо!

Еще от автора Максим Фаддеевич Рыльский
Олександр Довженко

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Полное собрание стихотворений

В. Ф. Раевский (1795–1872) — один из видных зачинателей декабристской поэзии, стихи которого проникнуты духом непримиримой вражды к самодержавному деспотизму и крепостническому рабству. В стихах Раевского отчетливо отразились основные этапы его жизненного пути: участие в Отечественной войне 1812 г., разработка и пропаганда декабристских взглядов, тюремное заключение, ссылка. Лучшие стихотворения поэта интересны своим суровым гражданским лиризмом, своеобразной энергией и силой выражения, о чем в 1822 г.


Белорусские поэты

В эту книгу вошли произведения крупнейших белорусских поэтов дооктябрьской поры. В насыщенной фольклорными мотивами поэзии В. Дунина-Марцинкевича, в суровом стихе Ф. Богушевича и Я. Лучины, в бунтарских произведениях А. Гуриновича и Тетки, в ярком лирическом даровании М. Богдановича проявились разные грани глубоко народной по своим истокам и демократической по духу белорусской поэзии. Основное место в сборнике занимают произведения выдающегося мастера стиха М. Богдановича. Впервые на русском языке появляются произведения В. Дунина-Марцинкевича и A. Гуриновича.


Лебединый стан

Объявление об издании книги Цветаевой «Лебединый стан» берлинским изд-вом А. Г. Левенсона «Огоньки» появилось в «Воле России»[1] 9 января 1922 г. Однако в «Огоньках» появились «Стихи к Блоку», а «Лебединый стан» при жизни Цветаевой отдельной книгой издан не был.Первое издание «Лебединого стана» было осуществлено Г. П. Струве в 1957 г.«Лебединый стан» включает в себя 59 стихотворений 1917–1920 гг., большинство из которых печаталось в периодических изданиях при жизни Цветаевой.В настоящем издании «Лебединый стан» публикуется впервые в СССР в полном составе по ксерокопии рукописи Цветаевой 1938 г., любезно предоставленной для издания профессором Робином Кембаллом (Лозанна)


Стихотворения и поэмы

В книге широко представлено творчество поэта-романтика Михаила Светлова: его задушевная и многозвучная, столь любимая советским читателем лирика, в которой сочетаются и высокий пафос, и грусть, и юмор. Кроме стихотворений, печатавшихся в различных сборниках Светлова, в книгу вошло несколько десятков стихотворений, опубликованных в газетах и журналах двадцатых — тридцатых годов и фактически забытых, а также новые, еще неизвестные читателю стихи.