Стихотворения и поэмы - [54]

Шрифт
Интервал

Вы были язычником темным, но первоклассным бойцом;
Мы выдадим вам свидетельство и, чтобы его подписать, —
Приедем и справим встречу, лишь стоит вам пожелать.
Мы шли вслепую средь Хайберских гор.
Безумец Бур за милю в нас стрелял.
Бурми нам дал неистовый отпор,
И дьяволов Зулус нас предавал.
Но все, что мы от них терпели бед,
В сравненье с Фуззи было лишь игрушкой:
«Мы процветали» — по словам газет,
А Фуззи нас дырявил друг за дружкой.
Мы пьем за вас, Фуззи-Вуззи, за миссис и за малышей.
Задача была — разбить вас, мы, к слову, справились с ней.
Мы били по вас из Мартини, без вежливости в игре,
Но в ответ на всё это, Фуззи, вы нам прорвали каре!
Он о себе газет не известил,
Медалей и наград не раздавал потом,
Но мы свидетели — он мастерски рубил
Своим двуручным боевым мечом.
С копьем, с щитом — как крышка от гробов,
Меж зарослей он прыгал взад-вперед;
Денечек против Фуззи средь кустов, —
И бедный Томми выбывал на год.
Мы пьем за вас, Фуззи-Вуззи, и за ваших покойных друзей!
Мы бы вам помогли их оплакать, не оставь мы там наших людей!
Но мы хоть сейчас побожимся, что в этой открытой игре,
Хоть вы потеряли больше, вы нам прорвали каре!
Он ринулся на дым под лобовым огнем, —
Мы ахнули: он смял передовых!
Живой — он жарче пива с имбирем,
Зато, когда он мертв, он очень тих.
Он уточка, барашек, резеда,
Модель резинового дурачка,
Ему и вовсе наплевать тогда
На действия британского полка.
Мы пьем за вас, Фуззи-Вуззи, за Судан, где родной ваш дом:
Вы были язычником темным, но первоклассным бойцом,
Оттого, что вы, Фуззи-Вуззи, с головою как стог на перье,
Черномазый бродяга, прорвали британское каре!

Томми

Однажды я зашел в трактир и пива заказал.
«Солдатам мы не подаем», — трактирщик мне сказал.
Девчонки за прилавком хихикали, шипя,
А я на улицу ушел и думал про себя:
О, Томми то, и Томми се, и с Томми знаться стыд,
Зато «спасибо, мистер Аткинс», когда военный марш звучит!
Военный марш звучит, друзья, военный марш звучит!
Зато «спасибо, мистер Аткинс», когда военный марш звучит!
Однажды я пришел в театр, я трезвый был вполне,
И штатских принимали там, но отказали мне,
Загнали на галерку — неважный кавалер!
А только до войны дойдет — пожалуйте в партер!
О, Томми то, и Томми се, тебе не место тут!
Зато есть «поезда для Аткинса», когда войска идут.
Ого, войска идут, друзья! Ого, войска идут!
Зато есть «поезда для Аткинса», когда войска идут.
Ну да, оплевывать мундир, что ваш покой блюдет,
Гораздо легче, чем его надеть на свой живот.
И если встретится солдат навеселе чуть-чуть,
Чем с полной выкладкой шагать, милей его толкнуть.
О, Томми то, и Томми се, и как с грехами счет?
Но мы «стальных героев ряд», лишь барабан забьет.
О, барабан забьет, друзья! О, барабан забьет!
И мы «стальных героев ряд», лишь барабан забьет!
Мы не стальных героев ряд, но мы и не скоты,
Мы просто люди из казарм, такие же, как ты.
И если образ действий наш на пропись не похож,
Мы просто люди из казарм, не статуи святош.
О, Томми то, и Томми се… На место! Задний ход!
Но «сэр, пожалуйте на фронт!» — когда грозой пахнет.
Ого, грозой пахнет, друзья! Ого, грозой пахнет!
И «сэр, пожалуйте на фронт!» — когда грозой пахнет.
Вы нам сулите лучший кошт и школы для семьи,
Мы подождем, но обращайтесь вы с нами как с людьми.
Не надо кухонных помой, но докажите нам,
Что быть солдатом в Англии для нас не стыд и срам.
О, Томми то, и Томми се — скота такого гнать!
Но он «спаситель Родины», когда начнут стрелять.
Пусть будет, как угодно вам, пусть Томми то да се,
Но Томми вовсе не дурак, и Томми видит всё.
<1936>

Из Бертольда Брехта

Баллада о мертвом солдате

Была война пять лет подряд
И надежды на мир никакой;
И вот исходя из чего солдат
Скончался, как герой.
Но конец войне еще не приспел,
Мир был еще далек,
И император пожалел,
Что умер солдат не в срок.
Шагало лето по гробам;
Солдат спал много дней,
И вот явилась к нему
Приемная комиссия врачей.
Явилась комиссия врачей
На место похорон
И, заступ водицей святой окропив,
Солдата вырыли вон.
И комиссия осмотрела тут же
Что нашлось из его потрохов,
И решила: солдат еще год. воен. служ.,
Но скрывается от фронтов.
И солдата они увели с собой;
Ночи были тихи и ясны.
Кто без каски шел — видел над головой
Звезды родной страны.
И огненной водки вкатили они
В его живот гнилой,
И двух прицепили к нему сестер
С несчастною вдовой.
И, так как солдат немножко прогнил,
Ему поп указывал путь,
И кадилом поп махал и кадил,
Чтоб солдат не вонял ничуть.
Играет музыка тра-ра-рам
Веселый марша такт,
Солдат же, как велит устав,
Гусиный держит шаг.
Два санитара, наклоняясь,
Должны его держать:
Чтоб он свалился прямо в грязь,
Нельзя же допускать.
И, саван смертный размалевав
В черно-белый и красный цвет,
Перед ним несут, чтоб казалось всем,
Что под красками грязи нет.
Во фраке некто там идет,
Крахмальный выпятив бюст.
Ведь он германский патриот
И полон гражданских чувств.
Вперед! Вперед! Тра-ра-рарам!
По полю, по шоссе.
И, как снежинку вихрь несет,
Шатаясь, солдат идет в толпе.
Мяучат кошки, псы визжат,
Крысиный свищет хор…
Французскими быть они не хотят
Затем, что это позор.
Когда же мимо деревень
Проносится парад,
Навстречу с криками «ура»
Выходит стар и млад.
Тра-ра-ра-рам. Прощай! Прощай!

Еще от автора Елизавета Григорьевна Полонская
Города и встречи. Книга воспоминаний

Поэтесса и переводчица Елизавета Григорьевна Полонская (1890–1969) повидала в своей жизни немало: детство провела в Двинске и в Лодзи, участвовала в революционном движении, была в парижской эмиграции, получила медицинское образование и принимала участие в Первой мировой войне в качестве врача, видела революционный Петербург, входила в литературную группу «Серапионовы братья» (М. Зощенко, Вс. Иванов, В. Каверин, Л. Лунц, Н. Тихонов и др.) и т. д. Описывающая все это ее мемуарная книга «Города и встречи» фрагментарно печаталась на страницах журналов и сборников, а теперь впервые выходит в полном виде.


Из книги «Встречи»

Елизавета Григорьевна Полонская (1890–1969) — известный советский поэт и переводчик, автор многих сборников стихов и прозы — последние годы своей жизни работала над большой книгой воспоминаний «Встречи», охватывающей период от первой русской революции 1905 года до тридцатых годов. Тяжелая болезнь помешала Полонской полностью осуществить свой замысел. Главы из книги «Встречи» печатались в журналах, в различных сборниках воспоминаний; их высоко оценили друзья Полонской — К. Чуковский, Н. Тихонов, И. Эренбург, К. Федин, В. Каверин.


Рекомендуем почитать
Стихотворения и поэмы

Глеб Семёнов, замечательный петербургский поэт второй половины XX века, стал своего рода легендой. Из его знаменитых литобъединений вышло много прославившихся впоследствии поэтов и прозаиков, людей, определивших лицо петербургской культуры 1960—1970-х годов. Глеб Семёнов стал для них, для всей нашей литературы одной из важнейших связующих нитей с искусством прошлого.Вместе с тем собственно поэзия Глеба Семёнова остается практически неизвестной читателю. При его жизни выходили сборники, серьезно изуродованные редакцией и цензурой; особый живой голос поэта так и не стал реальностью за рамками узкого круга его друзей и учеников.


Стихотворения. Поэмы. Романы. Опера

«Бука русской литературы», «футуристический иезуит слова», Алексей Крученых — одна из ключевых фигур и, пожалуй, самый последовательный в своих радикальных устремлениях деятель русского авангарда.В настоящее издание включены произведения А.Е. Крученых, опубликованные автором в персональных и коллективных сборниках, а также в периодических изданиях в период с 1910 по 1930 г. Всего в издание вошло 365 текстов. Издание состоит из четырех разделов: «Стихотворения», «Поэмы», «Романы», текст оперы «Победа над солнцем».