Стихотворения и поэмы - [24]

Здесь кладбище от края до края,

Всюду холмики, всюду кресты;

Не узнаешь родимого края,

Не услышишь напева листвы.

Всюду пусто, и вдруг в отдаленье

Обезглавленный отрок возник,

Он причудливой движется тенью,

И его окликает старик:

— Соплеменник мой, призрак безглавый,

Кто ты? Молви хоть слово в ответ!

— Был наследником дантовой славы,—

Ты о Данте слыхал или нет?

— Соплеменник мой, призрак безглавый,

Как ты мог головы не сберечь?

— Захотел я свободы и права,

Вот и скинули голову с плеч.

— Соплеменник мой, отрок казненный,

Почему ты в земле не почил?

— Сколько пало! В земле миллионы,

И уже не хватает могил.

— Соплеменник мой, призрак безглавый,

Где же песни—отрада сердец?

— Говорят, что нужней для державы

Нынче жерла стволов и свинец.

— Соплеменник мой, отрок казненный,

Что же смолкла мольба нищеты?

— Нет живых. На земле разоренной

Сеют кости — и всходят кресты.

— Соплеменник мой, отрок казненный,

Где же Рим, где мой город родной?

— Там, где пламя сегодня и стоны,

Где охвачены страны войной.

Где твой Рим? — не найдешь и развалин,

Где твой дом? — и его не найти,

Сколько б ты ни оглядывал дали,

Сколько б верст ни прошел ты в пути.

Дали в пламени, дымом одеты,

Блеск секиры врывается в сон.

Римский стяг в Эфиопии где-то

Над горой черепов вознесен.

Не полотнище черное плещет —

Цвет рубахи чернее, чем дым,

И разбойничьим бригом зловеще

Проплывает сегодняшний Рим.

Бродит Рим твой теперь на чужбине,

Нет здесь родины, старец, твоей,

Рим в Мадриде бесчинствует ныне,

Убивая испанских детей.

— Соплеменник мой, призрак безглавый,

Как туда мне дорогу найти?

— Путь далекий лежит и кровавый,

И в Берлине начало пути.

От полуночи и до рассвета

Мимо черных руин и могил

Водит мальчик седого поэта,

Как Вергилий собрата водил.

— Соплеменник мой, отрок казненный,

У кого еще есть голова?

— Лишь у тех, что в борьбе непреклонны,

В ком отвага и честность жива,

В ком мечта никогда не увянет,

Кто на звездный глядит небосвод,

Тот, кто в Риме хозяином станет

И свободу в бою обретет.

1937

Перевод А. Ревича

ДНЕПР

ДНЕПР

Не допел средь базарных майданов кобзарь

О набегах, о битвах, заглохших в былом,

Не оплакали хмурые воды

Над багряным бурьяном багровую гарь

Вдоль дорог, по которым неслись напролом,

Громыхая, мятежные годы.

Старый Днепр! Запрокинута шея твоя

Пред мечом обнаженным грядущих веков,

И сквозь грохот каменьев, сквозь пламя

Вырываются, радость, как зори, струя,

Из-под хлябей твоих и зыбучих песков

Поколенья — густыми рядами.

Из чумацких становищ рассвет над тобой

Возникает, пылая, как в горне металл,

Сквозь леса, что туманом одеты, —

Не с поселков, что пламени предал разбой,

Не с долины мечей окровавленной встал

Огневеющий лагерь рассвета.

И как мост — над тобой молодая луна

Изогнулась прозрачной и узкой дугой,

И по мосту проходят ночами

Сквозь туманы, среди беспокойного сна

Поколения с тысячелетней тугой,

С подневольной тугой за плечами.

Нарастающий гул и тревога кругом,

И простор осеняется звездным крестом,

Перешептываясь с тишиною.

То шумит водопад или, может быть, вдруг

Как стрела с тетивы, прянет узкий уструг

Под медовою низкой луною.

Полыхают костры на глухих берегах,

И впотьмах старики, развалясь у огня,

Под журчанье былин и преданий

Вспоминают о вещем Олеге, чей прах,

И змея, и костяк боевого коня,

Как святыни, таятся в кургане.

И еще вспоминают впотьмах старики,

Созерцая высокие стены дубрав,

По холмам, над зеленой долиной:

«Вон туда, на каменья, средь спутанных трав

Приходила ночами у тихой реки

Предаваться разврату Екатерина».

Старики в исступленье, их взор воспален,

Исхудалые шеи от гнева красны.

— Ну, поведайте, деды, просторам,

Как кончались, как заживо гнили сыны,

Как пытали в плену обездоленных жен

Батогами, бичами, измором...

На завалинках, низко, средь черной тоски

Поколенье дремало, лелея в тиши

Вулканический пламень для мести...

Ну, поведайте вновь, как гуртом за гроши

Отдавали друг другу князья и князьки

Молчаливых рабов и поместья.

Как, томимые жаждой, в просторе пустом,

Задыхаясь под тяжестью дней и ночей,

Голодали, глодали засохшую корку;

Как по праздничным дням, нахлебавшися щей,

Помолившись святым, осенившись крестом,

Отправлялись, покорные, к барам на порку...

И взрываются горы и, лаву меча,

Озаряют пути, по которым, теснясь,

Воспаленные всходят народы:

— Над косматым Днепром никогда уже князь

Не подымет горящего славой меча!

Под ладьями вовек не запенятся воды!

Молодая заря за косматым Днепром

Разливается пурпуром и янтарем

Над лесами, над степью старинной:

— Гей, вы, лоцманы, — вы, что как пена седы!

Никогда уж на камни у тихой воды

Не придет к полюбовнику Екатерина!

То не буйные орды из балок и рощ,

Громыхая, в поту и в пыли, поутру

Прискакали к пылающей влаге, —

Широко по холмам, где качается рожь,

Золотея на синем и сонном ветру,

Поколенье раскинуло лагерь.

Пробудился простор от машинных громов,

Задрожали утесы, и, встав на дыбы,

Разъяренно ощерились воды...

Этот гул для Днепра еще странен и нов, —

То не сумрачный клекот сигнальной трубы

Запорожцам вещает походы.

И раскатисто сквозь паутину лесов

Запевают сирены у древних камней

Голосами грядущих сказаний...

Из простора в простор — полыхающий зов,

Из простора в простор — перекличка огней,

Перекличка забот и дерзаний.