Стихотворения и поэмы - [7]

Шрифт
Интервал


И вышли из ворот короли кейкуока:

Трости бриллиантовым лаком слепят око,

Красные пальто, шелковые шляпы,

Красные, как вина; жирные лапы.

Гордо выступали в шляпах с мотыльками—

Смоляными девами: кудри с жемчугами,

Юбки до колена, бахромой жасмин,

Бубенцы на щиколотках чернокожих богинь.

Пары в песнопении слились под взглядом

Тощего шамана, смеющегося чадом

(Да, ничего была пирушка, хороша была она,

То дело грозно скошенной усмешки колдуна).


( Произносить с акцентом негритянского диалекта, как можно быстрее к концу. )


Принцы кейкуока пустились в пляс:

Работать на чай, закрутились на час

Под мелодию «Бумлэй, бумлэй, БУМ».

И шаман хохотал со зловещим видом

И пил с ублюдками, скакавшими бесстыдно:

“Будь осторожен, будь осторожен,

Или Мумбо-Джумбо, бог всего Конго,

И все другие

Боги Конго,

Мумбо-Джумбо уколдует.

Осторожно, осторожно, будь осторожен,

Бумлэй, бумлэй, бумлэй, БУМ,

Бумлэй, бумлэй, бумлэй, БУМ,

Бумлэй, бумлэй, бумлэй, БУМ,

Бумлэй, бумлэй, бумлэй,

БУМ.”


( Медленно, философически, тихо. )


Да, ничего вышла пирушка, хороша была она,

То дело грозно скошенной улыбки колдуна.


III


Чаяния их верований.


( Тяжелым басом. Буквально имитируя манеру проповедника в состоянии транса. )


Добрый старый негр проповедовал в трущобах

Не носить сёстрам платьев бархатных, парчовых,

Ревел на брата за бесчестный, подлый путь,

За его бродяжную, воровскую суть.

Ударял в Библию, начиная криком

Праздник обновления в апостольских ликах.

И было виденье многим в искупленье,

И пели об Иакове и золотых ступенях.

И все покаялись, тысяча в одном,

В слепоте, грехе, дикости и нраве дурном.

И били по требникам, раскачивая дом:

«Слава, Слава, Слава,

Бум, бум, БОМ!»


И Я УВИДЕЛ КОНГО ПОЛЗШЕЕ СКВОЗЬ ЧЕРНЬ,

ДЖУНГЛИ РАЗРЕЗАЛА ЗОЛОТАЯ ТЕНЬ.


( Начало с ужасом, конец радостно. )


И раскрылось серое небо, как знамя,

Приспущенное тайной, божественными снами.

И вышли Апостолы в свете и броне,

И осматривали раны Конго в огне.


( Петь на мотив: ”Hark, ten thousand harps and voices” )


И двенадцать Апостолов с горних престолов

Возгласили, введя в трепет леса и долы:

«Мумбо-Джумбо издохнет в джунглях;

Никогда никого не уколдует,

Никогда никого не уколдует,.»


( Все более неторопливо и радостно. )


И на тысячи миль по берегам реки

Рушились чащи винных ракит.

Это ангелы-предвестники дорогу торили

Для райского Конго, где младенцы гулили,

Для священных колонн, для светлых храмов.

Были изгнаны толпы тощелицых шаманов;


( Насколько возможно трепетно )


Там, где дикие духи прежде верещали,

Миллионы челнов ангельских мчали

С веслами из серебра и с кормой из сини,

С шелковыми флагами из солнечной светильни.

«Дважды земля обновлялась, вновь сотворялась дважды.

Ветром поющим умылся из племени негров каждый,


Ветром, который очистил глушь лесов пролетая:


( Петь на мотив: ”Hark, ten thousand harps and voices” )


«Мумбо-Джумбо умер в джунглях,

Никогда никого не уколдует,

Никогда никого не уколдует.»


И спасены были леса и звери и люди,

И только дерзнул против воли судеб

Из далёких лунных гор одинокий гриф


Прокричать в тишине Конго мотив:


( Замирая в конце, ужасающим шепотом )


«Мумбо-Джумбо уколдует,

Мумбо-Джумбо уколдует,

Мумбо… Джумбо… укол… дует…».


ALADDIN AND THE JINN


"Bring me soft song," said Aladdin.

"This tailor-shop sings not at all.

Chant me a word of the twilight,

Of roses that mourn in the fall.

Bring me a song like hashish

That will comfort the stale and the sad,

For I would be mending my spirit,

Forgetting these days that are bad,

Forgetting companions too shallow,

Their quarrels and arguments thin,

Forgetting the shouting Muezzin:"--

"I AM YOUR SLAVE," said the Jinn.


"Bring me old wines," said Aladdin.

"I have been a starved pauper too long.

Serve them in vessels of jade and of shell,

Serve them with fruit and with song:--

Wines of pre-Adamite Sultans

Digged from beneath the black seas:--

New-gathered dew from the heavens

Dripped down from Heaven's sweet trees,

Cups from the angels' pale tables

That will make me both handsome and wise,

For I have beheld her, the princess,

Firelight and starlight her eyes.

Pauper I am, I would woo her.

And--let me drink wine, to begin,

Though the Koran expressly forbids it."

"I AM YOUR SLAVE," said the Jinn.


"Plan me a dome," said Aladdin,

"That is drawn like the dawn of the MOON,

When the sphere seems to rest on the mountains,

Half-hidden, yet full-risen soon."

Build me a dome," said Aladdin,"

That shall cause all young lovers to sigh,

The fullness of life and of beauty,

Peace beyond peace to the eye--

A palace of foam and of opal,

Pure moonlight without and within,

Where I may enthrone my sweet lady."

"I AM YOUR SLAVE," said the Jinn.


АЛАДДИН И ДЖИН (перевод Натальи Ахундовой)


«Желаю песню!», - Аладдин сказал.- «Чтоб от неё мне захотелось жить.

Не ту, что день-деньской поёт базар, а ту, с которой можно воспарить!

Пусть каждый звук в ней источает скорбь прекрасных роз, что ждут свой смертный час,

Что как наркотик опьяняет кровь и погружает в бесконечный транс.

Чтобы душа моя смогла забыть ярмо обид и горечь чёрных дней,

Чтобы сумел я искренне простить ложь и издёвки предавших друзей.

Чтоб я не слышал муэдзина зов, что правоверных кличет на азан.

Чтобы во мне жила одна любовь…». «Я – верный раб твой!», - Джинн в ответ сказал.