Стихотворения и поэмы - [4]

Шрифт
Интервал

Склонившись к доске, всё водил утюгом.

Но она была и хитра, и умна. –

Вместо Чана пропел Соловей.


«Дорогая… любимая… милая…» –

Китайский пропел Соловей.


…………………………………………..


Мрачный идол, который таился в углу,

Хмурясь, сдвинул складки лица,

Разорвал хриплым рёвом ночную мглу,

Заглушая голос певца:


«Оглянись в глубь веков, обернись!

Слушай, – катятся волны на пирс!

Слушай звоны серебряных брызг!

Слушай шторм и грозу!

Слушай гонгов священных призыв!

Магией музыки объединив

Гулы и ритмы, – волны несут

Старых заклятий мотив:

«Драконы Китая, драконы

В красных искрах, в искрах зелёных;

О драконы Китая, драконы…»


Смолк божок… Тогда девушка снова

Обратилась к Чану, промолвив:

«Ах, неужели, нашей зари ты бирюзу позабыл?

Бархат травы, над которой стелился туман и стыл?

Мрачного идола заклиная, ему поклонялись мы,

И Бог Драконов услышал, услышал наши мольбы.

С плещущих в небе дворцовых знамён

Радугой пенной склонился он.

По зову печали тоскующих слов

Предстал перед нами властитель штормов –

Волшебный Дракон чародейства и снов.


Высоко устремилась наша мечта…

На горбатой дуге расписного хребта

Мы неслись к ущельям Драконовых гор,

В край скалистых вершин, водопадов, озёр,

В тот священный дом, где мы родились

И с крыла наклоняясь, смотрели вниз –

Там драконы неслись, свет нездешний мерцал,

А в сердце моём Соловей распевал.

Старинные рифмы туман озарял,

И мы, опалённые древним огнём,

Были с тобой в этот миг вдвоём.

Когда ты ладони, следы моих ног целовал

И плакал, что боль остаётся в сердце твоём,

Как в радуге капель меня называл

В тумане под пенным дождём?»


«Печаль и Любовь, Красота и Любовь». –

Китайский пропел Соловей.

«Печаль и Любовь, Красота и Любовь». –

Китайский пропел Соловей.


Вновь зазвучала песня божка:

«Пепел погасший – Чана душа,

Остывшее сердце, ты помнишь? –

Когда ты покинул гавань,

Десятки тысяч пиратов –

Разбойничий род –

Напали на мирный порт.

Носы кораблей их расцвечены были сотней всевидящих глаз,

Чтобы просторы морей и небес бороздить, никого не страшась.


Но – чародей и всесильный маг, –

Я берег родной отстоял.

Длань простирая, на корабли я устремил свой взгляд

И гневом грозных очей потопил

страшные вражьи суда.

Вновь невредимо прочны власти могучей врата,

И глубоко на дне, где колышет траву вода,

Лежит, в смолу янтаря вмурован, каждый пират,

Лежит, в смолу янтаря вмурован, каждый пират…»


После молвила девушка птице с мольбой:

«Соловей, помнишь день возвращенья домой?

Доброй вести посланник, пернатый гонец,

Ты летел с острых пиков в далёкий дворец.

По звенящей тропе за тобою вдогон

Нас помчал всемогущий и грозный Дракон

В город, который гордый божок

Огоньками цветными зажёг.

Там, в реках пурпурных, сверкали рыбы

Жемчугом, золотом и серебром.

Там, в реках весёлых, играли джонки

Жемчугом, золотом и серебром,

И в заводях рек соцветия лилий

Манили золотом и серебром,

И колокольчики звякали тонко

в саду городском…

Минуя лаковый свод

Государственных черных ворот,

Добрый правитель Чанъ

С возлюбленной шёл вперёд.

Шествовал рядом пенный Дракон,

Сиял перламутром его венец;

И, ореолом зари коронован, их вёл за собой певец.

Воины и мудрецы внимали летящему гимну,

Над золотым побережьем звенела песня твоя

В столице священной Хань,

в городе дивных павлинов,

В столице священной Хань, в городе Соловья,

В городе Соловья…».


А затем, серые крылья подняв, опустив,

Защебетал Соловей смутно-знакомый мотив,

Стараясь напевом странным всё объяснить,

И песня долго лилась, будто из кокона нить,

Взывая напрасно в тумане густом

К тому, кто согнулся над утюгом:


«Я позабыл

Драконов твоих,

Великих и добрых в славных делах.

Ворота дворца – пыль столетий седых…

Припоминаю –

В далёких веках

Сердца героев не ведали страх.

Вольные волки жили в лесах.

Овцы щипали траву на лугах.

Птицы гнездились на деревах,

В миндальных, тутовых, хвойных ветвях…

Жизнь пробегает, и радость проходит.

Человек, словно факел, прогорает золой…

Только и помню: за годом следует год,

Май и июнь сменяются тусклой зимой,

Мёртвый декабрь, и снова весны черёд.

Кто разорвёт видений дурман?

Жизнь – это ткацкий станок, плетущий обман…


Но я помню… я помню, –

В призрачно-переплетённых,

Тенистых рощах зелёных,

Лица влюблённых

Клонились друг к другу,

Слова пылали у губ.

В сердце моём отзывался эхом

Их раскалённый гул.

“Любимая!.. О любимый!..” –

Они повторяли друг другу

И, кажется, говорили, что миновала беда…

И, кажется, говорили,

что мир наступил навсегда…