Стихотворения и поэмы - [37]

Шрифт
Интервал

Поешь ты, жизнь любя.
Земля отцов, ты стала новой.
О мой народ, мой хлеб!
Отчизна — солнечная птица,
Твой дух в борьбе окреп.
25 апреля 1926
Венеция

234. Моей родине**

Перевод Т. Спендиаровой

Отчизна, к склону твоему
Весенней розой льну,
К родному лону твоему
Пшеничной нивой льну.
Я слышу твой любовный зов,
Цветистый твой язык;
Твой древний образ — светел, нов —
Передо мной возник.
Сверкает день грядущий твой,
Лучами осиян.
Обрел величье ты, родной,
Бессмертный Айастан.
26 апреля 1926
Венеция

235. В Равенне

Перевод М. Павловой

На глухой вершине Арарата
На мгновенье век остановился —
И ушел…
Острый меч сверкающей зарницы
Об алмазы яркие разбился —
И ушел…
Взор гонимых смертью поколений
Соскользнул по гребню исполина —
И ушел…
Наступил черед твой на мгновенье,
Чтоб и ты взглянул на ту вершину —
И ушел…
9 июня 1926
Венеция

236. Ани**

Перевод Вс. Рождественского

Здесь родина предков моих,
И плоть здесь с душою слита,
А в этих камнях вековых
Цветет воплощенной мечта.
Ани, ты не прах и не клад,
Ты — дух и ты — целый народ.
Здесь всё, что встречает мой взгляд,
И тайну, и смысл бережет.
Твой жребий теперь и в былом,
В одной из колонн узнаю,
Что в гордом величье своем
Смерть стоя встречает свою.
Я в шлеме, с колчаном, с копьем
На башне высокой твоей
Стою перед грозным вождем
Средь знатных и бедных людей.
Здесь варвары в страшные дни
Набегов, беды и разрух
Сломить бы хотели, Ани,
Крылатый твой, творческий дух.
Бесчисленных орд ураган
Веками в наш рвался предел,
Враг с воем раскидывал стан
В полях, где твой колос созрел.
Гремит боевая труба,
Льем кровь мы за землю свою.
В веках суждена нам судьба:
Лишь стоя погибнуть в бою.
Ани, вековечный твой враг
Не раз прорывался в наш дом,
Но древних обетов очаг
Горит негасимым огнем.
Ты знамя, ты славы алтарь.
У этой колонны живой
Я жду и сегодня, как встарь,
Призыва трубы боевой.
1926
Венеция

237. «За что, за что ко мне ты зла…»

Перевод М. Петровых

За что, за что ко мне ты зла,
И, словно утоляя месть,
Ты возвратила мой портрет,
Записки, письма — всё как есть.
И резко требуешь вернуть
Записки, письма и портрет.
Покорный прихотям твоим,
Не возражу тебе в ответ.
Но поцелуи — тайный жар,
Тебе и мне сжигавший грудь?
Ты их не можешь, не вольна
Ни взять обратно, ни вернуть.
Как я, ты будешь изнывать,
Испепеленная огнем,
Что не дает мне позабыть
О счастье горестном моем.
1926
Венеция

238. Родной дым**

Перевод Н. Стефановича

Я в детстве вновь, я словно бы воскрес, —
Заманчиво для глаз моих ребячьих
Из вечности сверканье звезд горячих,
И снова мир стал чудом из чудес.
Веселой речки смех и перезвон, —
Друзьями с нею были мы когда-то,
И в зеркале ее зеленоватом
Я, как цветок весенний, отражен.
Безоблачен вечерний небосвод,
Запели птицы; ласковый, нестрогий,
По-прежнему знакомой мне дорогой
Отец куда-то медленно бредет.
Меня домой зовет, как прежде, мать, —
Ее любовь, которой нет предела,
Опять меня так ласково согрела,
Как только солнце может согревать.
У очага я вижу всю семью,
И ладану подобен запах дыма.
Волшебный сон мечтой неуловимой
Окутал душу детскую мою.
Мне этот дым дороже жизни всей,
И в нашем мире, мрачном, нелюбимом,
Я дорожу лишь этим нежным дымом,
Он лучше всех сокровищ, всех страстей.
Пока он не растаял, не исчез,
Дышать бы им, в свое вернуться детство,
На лица отошедших наглядеться,
Чтоб мир опять стал чудом из чудес.
1926
Ереван

239. «Моей мечты последняя волна…»

Перевод Т. Спендиаровой

Моей мечты последняя волна
Нахлынула к исходу дней последних,
В ладонях чаша пенная полна
Вином услад моих последних.
В струистой мгле твоих волос
Запутался мой путь последний,
С краями сердце налилось
Отчаяньем любви последней.
Ты видишь, кровью плачу я,
Склоняясь в трепете последнем.
Неутолима боль моя,
Ударом я сражен последним.
18 апреля 1927
Ереван

240. «Черный пламень глаз твоих…»

Перевод Ю. Верховского

Черный пламень глаз твоих
Душу опаляет мне,
Черный меч волос твоих
Сердце рассекает мне.
Скорбь, как страсть, терзая грудь,
Страсть, как скорбь, перед тобой
Устилают мрачный путь —
Путь коварный, злой.
Это путь кровавый твой,
      И идешь ты им —
             К другим,
             К другим…
1927

241. «Лужайку вольной кроной осеня…»

Перевод М. Столярова

Лужайку вольной кроной осеня,
Играет весело в лесной глуши
Тот гордый дуб, что гробом станет мне.
И смерть так близко, близко от меня,
Что слухом настороженным души
Я шорох листьев слышу в тишине.
28 мая 1928
Ереван

242. «Заката ширь золотая…»**

Перевод Н. Стефановича

Заката ширь золотая, —
Среди цветущих полей
Молча один блуждаю,
И тихо в душе моей.
Песню, звенящую где-то,
Слушаю, сердцем смутясь, —
Не мной ли когда-то спетая
Снова ко мне донеслась?
Девушки, парни с цветами
Весело мимо прошли, —
Наша весна, наше пламя
Нынче их песню зажгли.
Откликнулись сердца струны, —
Я эту же песню пел,
Когда-то такой же юный,
Так же горяч и смел.
Песне знакомой внемлю,
Минувшее не мертво, —
Я вижу покинувших землю,
Ушедших из мира сего.
Угрюмый и нелюдимый,
Ночью в пустых полях
С призраками родными,
Тоскуя, брожу впотьмах.
1928
Ереван

243. «„Что плачешь ты, бесценный друг?..“»

Перевод С. Шервинского

«Что плачешь ты, бесценный друг? —
У друга я спросил.—
Коль ты рыдаешь обо мне —
Уже утешен я;
Коль о себе — устроим пир,
Рассеем скорбь твою.
О человеке плачешь ты?

Еще от автора Аветик Саакович Исаакян
Умники города Нукима

В книжку вошли сказки классика армянской литературы Аветика Исаакяна. Мудростью, любовью, добротой и юмором дышат они.


Рекомендуем почитать
Стихотворения и поэмы

В книге широко представлено творчество поэта-романтика Михаила Светлова: его задушевная и многозвучная, столь любимая советским читателем лирика, в которой сочетаются и высокий пафос, и грусть, и юмор. Кроме стихотворений, печатавшихся в различных сборниках Светлова, в книгу вошло несколько десятков стихотворений, опубликованных в газетах и журналах двадцатых — тридцатых годов и фактически забытых, а также новые, еще неизвестные читателю стихи.


Белорусские поэты

В эту книгу вошли произведения крупнейших белорусских поэтов дооктябрьской поры. В насыщенной фольклорными мотивами поэзии В. Дунина-Марцинкевича, в суровом стихе Ф. Богушевича и Я. Лучины, в бунтарских произведениях А. Гуриновича и Тетки, в ярком лирическом даровании М. Богдановича проявились разные грани глубоко народной по своим истокам и демократической по духу белорусской поэзии. Основное место в сборнике занимают произведения выдающегося мастера стиха М. Богдановича. Впервые на русском языке появляются произведения В. Дунина-Марцинкевича и A. Гуриновича.


Стихотворения и поэмы

Основоположник критического реализма в грузинской литературе Илья Чавчавадзе (1837–1907) был выдающимся представителем национально-освободительной борьбы своего народа.Его литературное наследие содержит классические образцы поэзии и прозы, драматургии и критики, филологических разысканий и публицистики.Большой мастер стиха, впитавшего в себя красочность и гибкость народно-поэтических форм, Илья Чавчавадзе был непримиримым врагом самодержавия и крепостнического строя, певцом социальной свободы.Настоящее издание охватывает наиболее значительную часть поэтического наследия Ильи Чавчавадзе.Переводы его произведений принадлежат Н. Заболоцкому, В. Державину, А. Тарковскому, Вс. Рождественскому, С. Шервинскому, В. Шефнеру и другим известным русским поэтам-переводчикам.


Лебединый стан

Объявление об издании книги Цветаевой «Лебединый стан» берлинским изд-вом А. Г. Левенсона «Огоньки» появилось в «Воле России»[1] 9 января 1922 г. Однако в «Огоньках» появились «Стихи к Блоку», а «Лебединый стан» при жизни Цветаевой отдельной книгой издан не был.Первое издание «Лебединого стана» было осуществлено Г. П. Струве в 1957 г.«Лебединый стан» включает в себя 59 стихотворений 1917–1920 гг., большинство из которых печаталось в периодических изданиях при жизни Цветаевой.В настоящем издании «Лебединый стан» публикуется впервые в СССР в полном составе по ксерокопии рукописи Цветаевой 1938 г., любезно предоставленной для издания профессором Робином Кембаллом (Лозанна)