Стихотворения и поэмы - [71]

Хочет быть она свободной!

Ты не даришь даже взгляда…

Значит, вновь тоска и бденье,

Снова боль, стихи, разлука.

Сердце жаждет исцеленья —

С каждым часом горше мука.

Ночь надеждой не согрета,

Навсегда прощай отныне!

Горе, горе! Нет просвета

В чернотканой паутине.

Мечта о Тбилиси

Мне приснился Кабахи прохладный,

В узкой улочке дом рыбака,

Над Метехи простор неоглядный,

И звезда, и под кручей река.

Та же тонэ в низине пылала,

Был хабази знакомо усат,

Только песня дрозда не звучала —

Почему-то безмолвствовал сад.

Вдаль река бриллианты катила,

Гиацинт был приветлив со мной;

И еще мне приснилась могила —

Вожделенный приют над Курой.

Эти горы, созвездий цветенье —

Лик Тбилиси, черты божества!

Слышу родины благословенье,

Повторяю молитвы слова:

Я увижу тбилисские зори —

Упрошу на коленях судьбу!

Будет травами ветер Коджори

Шелестеть у Мтацминды на лбу!

Дай, Тбилиси, покой и прохладу,

Туч отару развей, размети,

Одари пестротой листопада,

Лавашом от души угости!

Напиши надо мной послесловье —

Скоро кончатся странствия дни…

Посади гиацинт в изголовье,

Добрым словом меня помяни.

Прогулка за город

Думал, думал, снова думал…

Лурджу в луг пустив зеленый,

Сел в густой тени под дубом,

Как Спаситель утомленный.

Оросил совсем недавно

Теплый дождик травы в поле.

Он вздремнул легко и славно,

Незаметно, поневоле.

А когда проснулся — дали

В тень ушли. Угрюм и черен,

Дуб над ним поник в печали,

Меж ветвей виднелся ворон…

Захотелось ежевики;

Поискал вокруг на ощупь —

Пусто. Глухо. Дали дики.

Рядом — призрак синей рощи.

Снова мысли — в темя, в темя:

Встать, вернуться в дом убогий!

Свистнул Лурджу — ногу в стремя

И помчался по дороге.

Вот и липа, а за нею

Край селенья — всё в порядке!

К людям? Поздно, не успею…

И — свалился в лихорадке.

Лихорадка

Жар больного застал нераздетым…

Сплел бесенок из пряди волос

Узкий мост между тьмою и светом

И в сознанье сумятицу внес.

Мир оделся в цветастые ткани…

Он подумал сквозь жар и озноб:

«Мне б воды в запотевшем стакане

И возлюбленной пальцы на лоб…

Значит, жизнь сиротливо дотлеет?

Кто прогонит несносный кошмар?

Гонча-бегум войдет, пожалеет,

Капель даст — и понизится жар.

Стала комната душной парильней…

Как же имя ее? Маико…

Как велик этот камень могильный —

Сдвинуть с места его нелегко!

Хоть бы каплей воды причаститься…»

И вошел, как священник, рассвет,—

Может быть, наконец прекратится

Невозможный горячечный бред,

Он оближет иссохшие губы,

Лбом почувствует ласку росы…

Каркнул ворон с далекого дуба,

Возвещая забвенья часы.

Плач в Гандже

Опять лихорадит. Тетрадка упала,

Тоску навевает убожество стен,

Еще и не осень, а роза увяла,

До времени жизнь превращается в тлен.

Душа — словно сад после адского града…

Как жарко… Но утро белеет в окне —

Евфимия, мать! Исцеленье, прохлада,

Войди, наклонись надо мной в тишине.

Мне снится — на родине нива не сжата

И Грузии раны клюет воронье…

Стократной любовью разлука чревата —

Не выдержит бедное сердце мое!

Прощайте, прощайте, Атени и Ксани,

Тропы недоуздок над пеной реки,

Навеки скрывается Картли в тумане

И прячутся в недра земли родники.

Душа наполняется звуками «наны»,

Я слышу шаги Маико за дверьми…

Кончается жизнь до нелепости рано —

Я столько бы мог, я в долгу пред людьми!

Где милые лица? Чадры надоели —

Кружат мотыльками в ночи за окном…

Как жестко, как душно, как Страшно в постели —

Что шепчет чинара, тоскует о ком?

Я прожил недолго. Я старым не буду.

Куру завалил, заглушил листопад…

А утро бледнеет, свершается чудо —

Евфимия! Мать! Я блаженством объят.

Нино

Полегчало ему на мгновенье, —

Но недуг спохватился — и снова

Подозренья, тревоги, прозренья

В полутьме обступили больного.

Забытье исцеленью равнялось

И — пришло…

                        К вечереющей выси

По тропинке Нино поднималась,

Под горой расстилался Тбилиси.

Без креста из лозы виноградной

Шла она — воплощенье печали,

Овевал ее ветер прохладный,

Листья, с вишен слетая, встречали.

Плющ разросся, плиту обнимая,—

Здесь бы впору пернатым гнездиться!

Что она говорила, живая,

Чем пришла с неживым поделиться?

Листья падали, тень наползала,

Уступала Мтацминда захвату —

Обреченно гора остывала,

Склонов жар отдавая закату,

Пал туман на владения тени…

Плющ могильный Нино приласкала.

Преклонив перед мужем колени,

Что ему по-грузински сказала,

Что поведала, в чем укорила?

Был в Гандже тихий голос не слышен,

Только солнце на миг озарило

Сад с последними каплями вишен…

Сон растаял к досаде больного,

Явь и жар подступили к постели,

Но присутствие жара иного

Ощутил он в измученном теле,

Он подумал: «Что слава земная?

Дай, Мтацминда, мне место на склоне,

Там, где плющ и свеча восковая,

Я усну у тебя на ладони,

Пусть Нино приведет на закате

Катину в одеянии вдовьем.

О, достоин ли я благодати —

Слез ее над моим изголовьем?»

Всё было синим в этом сне

Всё было синим в этом сне:

И липа у ворот, и храм,

Я на лазоревом коне

Хотел подняться к облакам,

Я слышал зов, но конь стоял,

И я стегнуть его не мог,

И синий вечер наступал,

И путь лежал еще далек.

Я не пошел молиться в храм,

Мне липа тени не дала.

Прильнула скорбь к моим губам,

Дыханьем сердце обожгла,

Я дальше брел, в груди больной

Неся губительный ожог,

Лазурный омут надо мной

Сиял, спокоен и высок,

Он звал, но я взлететь не смел —

Коня давно со мною нет.