Стихотворения и поэмы - [61]

Притча ль то? Не так ли Украина

Ныне петь заставила меня.

Сад люблю, весну в степном просторе.

Но душа пылает — факел горя.

Для кого, зачем я песнь слагаю?

Волен я, а радости не знаю.

Скорбь моя состарила меня.

Три голоса

Жуки гудели в воздухе, и вечер,

Густея, мглою степи заволок.

Примчался раненный в ущелье ветер

И на кургане, как казак, прилег.

А ты впивал кукушки зов щемящий,

Украинских и русских песен строй

И голос ливня, весело гремящий,

Навек залюбовавшись их игрой.

И песни те и вещий голос птицы,

Как звон и грохот тронувшихся льдов,

Подхватывал ты огненной страницей

Пылавших вдохновением годов.

И русских песен родники-глубины

С родными голосами ты сплетал,

России голос, голос Украины

Навек с судьбой грузина сочетал,

Дабы одной бессмертной вспыхнуть песней —

Чтоб радугой трехцветной жили в ней

И хоры дальних звезд в небесной бездне,

И след скитаний горьких юных дней.

Поистине постиг ты жизни недра

И в книге мудрой крылья развернул,

В ней с вешним трепетом степного ветра

Ты сочетал обвалов горных гул.

Три голоса зажег ты тростниковым

Своим пером и вместе их связал.

О братстве трех народов тихим словом,

О дружбе их впервые ты сказал.

Давид Гурамишвили ищет напевы и лад песни

Я звал тебя, — пропел полночный петел,

И голос твой из книги мне ответил.

Ты птицеловом звуков прожил в мире.

В тысячеустый песенный обвал,

В цветущий буйно сад своих шаири

Ты горести отчизны врифмовал.

Без счета звуков, сокровенных, полных, —

Жужжат ли ульи, ветви ль шелестят.

Ликует каждый голос, как подсолнух,

В густой листве зозуленьки грустят.

И свиста соловьиного услада

Гремит над купой каждого стиха.

Творец откроет утром двери сада,

Едва услышит песню пастуха.

И соловьиным щелканьем и звоном

Сияет ночь, как тысячей зарниц.

Одним лишь не позволено воронам

Наполнить криком светлый сад страниц.

А сам поэт скорбит. Он каждый листик

Здесь милосердной оросит слезой.

Родства он ищет в плеске, звоне, свисте,

Грузинский стих кладет на лад чужой.

Он одинок, а для души — безводье,

Коль у поэта слушателя нет.

Витают голоса, звучат в природе —

Для жизни нужен каждому ответ.

О, как он жаждет встретиться с собратом —

В сад повести, на ток его позвать,

Чтоб мысль грузина с родственным ей ладом

Великой песни русской сочетать.

И девушка из Зубовки протянет

Ему дорогой сорванный цветок.

Курганы туча низкая туманит,

На Каспий тянет свежий ветерок.

Но беды Картли в стих неудержимо

Врываются, чтоб ведал их народ…

Душа Сковороды проходит мимо

И славу миру светлому поет.

Как свечи, голоса горят высоко —

Свечам подобны, цвету миндаля.

И богоматери лазурный локон,

Звеня в душе, струится на поля.

И так ты сам врифмован в Украину,

Как крыльев шум в стоустый шум лесов,

Где, сокровенных чувств открыв глубины,

Поют, как пчелы, сонмы голосов.

Возвращение на родину

Сына лучше нет, чем юный —

Тот, что мной усыновлен.

Я десницею сыновней

От врагов оборонен.

Породил его я словом —

И певцом да будет он,

Лишь бы для меня не стала

Песня звоном похорон.

Давид Гурамишвили

Бренный мир тебя состарил,

Сделал яблоней безлистой,

Без плода твой ствол оставил

Вплоть до смерти ненавистной.

И усыновил ты книгу,

Назвал книгу сиротою,

Скорбью наделил великой,

В душу не внедрил покоя.

Крылья, как орел небесный,

Над тетрадью простирая,

Сердцем выкормил ты песню,

Колыбель страниц качая.

Книга пела, расцветала —

Хоть один ее ты слушал, —

Водопадом клокотала,

Обжигала стоном душу.

Подымалась над бескрайной,

Над глухой годиной горя,

Облекалась вещей тайной,

Рдела радугой в просторе.

Но один ты песню слушал,

С ней просиживая ночи,

Не было удела глуше,

Беспросветнее и жестче.

Старился ты… Так друг другу

Вы в ночах надоедали,

Далека дорога друга,

Бодрствовали вы и ждали,

Но птенца ты не покинул,

Дал созреть под отчей сенью —

И послал в отчизну сына,

Чтоб делил ее мученья.

Вырастил на Украине

И, в слезах, дорогой звездной

В Грузию направил сына.

Сын — твой сокол светоносный.

Горькие твои скитанья

В снеговой степи пустынной,

Смертные твои метанья

Мы прочли на крыльях сына.

Если б сына — человека —

Ты оставил, разве б смог он

Перенесть над бездной века

Повесть об отце далеком?

Духом сына окрылил ты,

Не пропал птенец на свете:

Долетел он — ран целитель —

В Грузию через столетье.

Сад

Давид развел сад.

Давид Гурамишвили

К звезде востока руки ты простер,

Тень родины была твоей иконой.

И трепетал твой дух — степной костер,

Холодной мглой и тьмою окруженный.

Ты славил родину, с горящих крыл

Со стоном отрясая дождь и иней,

На Украину стих пересадил,

Грузинский сад взрастил на Украине.

Был сердцем чист великий садовод.

И первым посадил ты древо притчи.

И вдохновенный сладкий вызрел плод,

И сад возрос в красе, в живом величье.

Не почвою питал, а сердцем ты

Чувств семена, что Картли заронила.

И кровь твоя окрасила цветы,

И сад родной бессмертье осенило.

В нем роз не опадают лепестки,

Плоды поющих яблонь не скудеют.

Сад, созданный трудом твоей руки,

Листвой неувядающею веет.

Тоска и горе были твой удел,

Народных бедствий горькое наследье.

Но, как корабль, твой сад зашелестел

И в Грузию поплыл через столетья!

Как буйно он шумит в родном краю,

Как в нем крылатый дух твой веселится!

И в сад твой мы вступили — и твою

Благословили мощную десницу.

Давид Гурамишвили уходит в поход