Стихотворения и поэмы - [37]

Шрифт
Интервал

зарей серебрю и подругу зову,
зову тебя, жизнь, заклинаю и славлю —
приди! Для тебя расстилаю траву.
Дай силы на труд до соленого пота,
с корзинами, полными туты, приди,
со мной поделись повседневной заботой
и сон подари у тебя на груди.
А помнишь — мне засуха кости крушила,
но всё ж целину подымал я весной?
С шестой пятилеткой души легкокрылой,
как с песней, теперь возвращаюсь домой.
Мой долг — эту сталь заострить на точиле
мечты и до блеска зари довести.
О, только б теснее меня обхватили
объятья твои! Подойди! Обхвати!
И если я в поле прилягу на камни,
окликни меня, разбуди, не жалей,
молю: будь и в старости ясно видна мне,
как в пору зари отгоревшей моей.
Влюбленное сердце безумно и жадно, —
возьми его, милая, не прекословь,
сожми; пусть прольется, как сок виноградный,
на нивы грузинские жаркая кровь.
1956

81. На сенокосе. Перевод Е. Евтушенко

Как пьяно пахнет это сено!
В его росе твои колена.
Иди ко мне!
Скорей иди!
Забудь всё прошлое мгновенно.
Меня не думать убеди.
И сладостно и откровенно
в цветы и сено упади!
Швырни пахучей горстью тута,
глазами темными маня.
С тобой не будет мне уюта.
Ты как восстание,
как смута.
Ты — моя сладкая минута
и вечность горькая моя!
Меня и засухой пытало,
меня и голодом шатало,
но снисхожденья не прошу.
И раз пора косить настала,
мне быть усталым не пристало!
Ты погляди, как я кошу!
Стирая добрый пот обильный,
я, молодой,
                   большой и сильный,
свою косу точу не зря.
Так помоги, брусок точильный,
чтобы горела,
как заря!
Любимая,
навстречу вышли
к тебе и яблони и вишни,
и просьба всей моей души:
как гроздь,
ты сердце мое выжми,
потом еще немного выжди
и, запрокинув,
осуши!
1957

82. Девять дубов. Перевод Б. Ахмадулиной

Мне снился сон — и что мне было делать?
Мне снился сон — я наблюдал его.
Как точен был расчет — их было девять:
дубов и дэвов. Только и всего.
Да, девять дэвов, девять капель яда
на черных листьях, сникших тяжело.
Мой сон исчез, как всякий сон. Но я-то,
я не забыл то древнее число.
Вот девять гор, сужающихся кверху,
как бы сосуды на моем пути.
И девять пчел слетаются на квеври,
и квеври тех — не больше девяти.
Я шел, надежду тайную лелея
узнать дубы среди других лесов.
Мне чудится — они поют «Лилео».
О, это пенье в девять голосов!
Я шел и шел за девятью морями.
Число их подтверждали неспроста
девять ворот, и девять плит Марабды,
и девяти колодцев чистота.
Вдруг я увидел: посреди тумана
стоят деревья. Их черты добры.
И выбегает босиком Тамара
и девять раз целует те дубы.
Я исходил все девять гор. Колени
я укрепил ходьбою. По утрам
я просыпался радостный. Олени,
когда я звал, сбегали по горам.
В глаза чудес, исполненные света,
всю жизнь смотрел я, не устав смотреть.
О, девять раз изведавшему это
не боязно однажды умереть.
Мои дубы помогут мне. Упрямо
я к их корням приникну. Довезти
меня возьмется буйволов упряжка.
И снова я сочту до девяти.
1959

83. «Любовь и силу…» Перевод М. Луконина

Любовь и силу —
Тратил всё, что было, —
Горенье сердца, юности накал.
Работал,
Чтобы только сил хватило,
Сам из себя я искры высекал.
И замечаю —
Молодость осталась,
Вновь восхищен небес голубизной.
Отчизна, ведь проглядывает старость,
Как сокол старость вьется надо мной.
К любви и к жизни,
                                как и прежде, жаден.
Узлы дорог вяжу я на ходу.
Какой мне срок, скажи, тобою даден?
Как мне поймать, скажи, свою звезду?
Развязываю все мои сомненья
И не боюсь ночевок на пути.
Ты — моя жизнь,
В боренье каждый день я,
Я близок к цели,
Победил почти.
Мне по душе крестьянская работа —
Пшеницы горсть рассыпать в полукруг.
На яблоках осенних капли пота
И листья, облетающие вдруг…
Не жадничал я.
Тратил всё, что было, —
Любовь и силу, юности года.
И молодость на сердце не остыла.
А что берег —
Пропало без следа.
Май 1963

КАРТЛИНСКИЕ ВЕЧЕРА

84. Песня. Перевод Д. Самойлова

Я — путник, я шел по ущелью,
Спешил в Триалет из Атени,
И, как шелковичные черви,
Отары в горах шелестели.
Орешник стелил предо мною
Свои беззаботные тени.
Деревья шумели листвою,
А по небу птицы летели.
Догнал я мальчишку и деда,
Которые шли спозаранку.
Овечьи отары к рассвету
Спускались с горы на стоянку.
Дед вел мальчугана за руку,
Мы вместе дошли до селенья.
И старец подобен был внуку
В ребяческом увеселенье.
Орешник стелил предо мною
Свои беззаботные тени.
Деревья шумели листвою,
А по небу птицы летели.
1948

85. Старик из Атени. Перевод Н. Заболоцкого

В кувшин подземный для вина
забрался дед с большой скребницей,
на небо смотрит он со дна,
бормочет, булькает водицей.
Потратил он немало сил
на виноградниках Атени,
но, как колхозный старожил,
хлопочет вновь, не зная лени.
Внизу прохладно и темно.
О чем поет он там, как дома?
И я взглянул к нему, на дно,
как бы сквозь горло водоема.
Задравши голову, старик
внизу, как облако, клубился.
Он тер кувшин и каждый миг
из тьмы на солнышко дивился.
Он распростился с ясным днем
и, как положено от века,
вину готовил чистый дом,
подобный дому человека.
Он бормотал, жужжал пчелой,
он тряс короткую бородку
и, уж в земле одной ногой,
как молодой, впивался в щетку.
И я подумал: «Вот так дед!
Упорен он, как корень дуба!
Ему без дела жизни нет
и потому работать любо.
Немолод он, но не сдает
живое сердце и поныне.
Настанет срок, и запоет

Рекомендуем почитать
Стихотворения и поэмы

В книге широко представлено творчество поэта-романтика Михаила Светлова: его задушевная и многозвучная, столь любимая советским читателем лирика, в которой сочетаются и высокий пафос, и грусть, и юмор. Кроме стихотворений, печатавшихся в различных сборниках Светлова, в книгу вошло несколько десятков стихотворений, опубликованных в газетах и журналах двадцатых — тридцатых годов и фактически забытых, а также новые, еще неизвестные читателю стихи.


Белорусские поэты

В эту книгу вошли произведения крупнейших белорусских поэтов дооктябрьской поры. В насыщенной фольклорными мотивами поэзии В. Дунина-Марцинкевича, в суровом стихе Ф. Богушевича и Я. Лучины, в бунтарских произведениях А. Гуриновича и Тетки, в ярком лирическом даровании М. Богдановича проявились разные грани глубоко народной по своим истокам и демократической по духу белорусской поэзии. Основное место в сборнике занимают произведения выдающегося мастера стиха М. Богдановича. Впервые на русском языке появляются произведения В. Дунина-Марцинкевича и A. Гуриновича.


Стихотворения и поэмы

Основоположник критического реализма в грузинской литературе Илья Чавчавадзе (1837–1907) был выдающимся представителем национально-освободительной борьбы своего народа.Его литературное наследие содержит классические образцы поэзии и прозы, драматургии и критики, филологических разысканий и публицистики.Большой мастер стиха, впитавшего в себя красочность и гибкость народно-поэтических форм, Илья Чавчавадзе был непримиримым врагом самодержавия и крепостнического строя, певцом социальной свободы.Настоящее издание охватывает наиболее значительную часть поэтического наследия Ильи Чавчавадзе.Переводы его произведений принадлежат Н. Заболоцкому, В. Державину, А. Тарковскому, Вс. Рождественскому, С. Шервинскому, В. Шефнеру и другим известным русским поэтам-переводчикам.


Лебединый стан

Объявление об издании книги Цветаевой «Лебединый стан» берлинским изд-вом А. Г. Левенсона «Огоньки» появилось в «Воле России»[1] 9 января 1922 г. Однако в «Огоньках» появились «Стихи к Блоку», а «Лебединый стан» при жизни Цветаевой отдельной книгой издан не был.Первое издание «Лебединого стана» было осуществлено Г. П. Струве в 1957 г.«Лебединый стан» включает в себя 59 стихотворений 1917–1920 гг., большинство из которых печаталось в периодических изданиях при жизни Цветаевой.В настоящем издании «Лебединый стан» публикуется впервые в СССР в полном составе по ксерокопии рукописи Цветаевой 1938 г., любезно предоставленной для издания профессором Робином Кембаллом (Лозанна)