Стихотворения и поэмы - [22]

Кому-кому, а нам ничуть не сладко».

3

Пастух пригнал быков на водопой.

Речное устье клином входит в море.

Топ по мосту, мычанье, разнобой.

В деревне рядом — скрип ворот в затворе.

Со дна реки на водяную гладь

всплывает перевернутое стадо.

Прощай тенями стланная кровать, —

ходи кругом, когда уснуть бы надо.

Гоня валы теченью вперекор,

плывут быки. Звон колокола дальний

сквозь дальний лай собак зовет на сбор,

и плеск стоит в тенями стланной спальне,

С такой природы пахарь бы хотел

сорвать небес и облаков лохмотья,

чтоб телом всем обнять ее предел

и покорить, поспорив с ней в работе;

чтоб вывесть ночь в просторы без болот,

как буйволов. Слепней сгоняя с лядвей,

уже в деревню с ревом входит скот,

мыча как бы об августе и жатве.

Нисходит ночь. Звезды вечерней ртуть

зазыбилась. Такая тишь в просторе,

что страх дохнуть. Такая тишь, что жуть

встревожить поседелый мрамор моря.

Лишь всплеску ненасытному не лень

сосать песок. Лишь тополя предгорий,

как девушки мегрельских деревень,

толпясь вдали, спокойно сходят к морю.

Такая ночь. Так вольно. Час такой.

Теперь дано обняться в единенье

звезде и лесу с пеною морской.

Природе, натерпевшейся гонений,

отныне обещается покой.

В смарагды моря падают сапфиры,

как будто ночь блаженной вязью слез

связала сноп из всех сокровищ мира.

Вдали вдоль моря гонит паровоз.

1933

22. Гидроплан и садовник. Перевод В. Державина

Песню услышали мы в отдаленье,

медленно двигались наши челны

под колыбельное, полное лени

пенье утихшей озерной волны.

Гулкой трубою пропеллера грянув,

с озера плавно взлетел гидроплан.

Мысль понеслась за крылом гидроплана

сквозь исчезающий тонкий туман.

С чувством отрады я вспомнил о друге —

сыне Колхиды, ведущем корабль.

Крылья раскрыв, как громадные руки,

тенью покрыл он озерную рябь.

Как расцвела эта даль перед нами

с зарубцевавшейся язвой болот!

Вымощен пламенем, заткан тенями,

падает вечер на зеркало вод.

Вижу колхозников здешних владенья,

рощи подернула теплая мгла.

И шевельнулось во мне сожаленье,

что моя юность не с ними прошла.

Но, я подумал, на берег сойду я,

и от росы будут ноги мокры.

Снова я радость найду молодую,

свежесть и цвет невозвратной поры.

Бурей уходит от нас лихорадка.

Благоуханьем просторы поя,

вышла из топей к народу и сладко

розой раскрылась Колхида моя.

Сколько наград за усилия наши!

Вот садоводы обходят сады.

Как золотые тяжелые чаши,

в руки из рук переходят плоды.

Пестрый, как шкура тигровая, вечер

светом и тенью ложится на луг.

Сельский садовник идет нам навстречу,

птичьим пером застегнув архалук.

Он гидроплана следит повороты,

с гордостью взглядывая на гостей.

Он, словно книгу, читает природу,

чтоб богатели сады у людей.

1937

23. Вечер в Колхиде. Перевод Н. Заболоцкого

Я видел вас, колхидские сады,

был вечер ваш похож на шкуру барса,

катился с моря тихий шум воды,

вдоль по дороге юный всадник мчался.

Уж посинели выступы холмов,

тень от платанов вытянула плечи,

лучи заката на рогах быков

горели, пламенея, словно свечи.

И речь садов доступна стала мне.

Неслась река, ворочая каменья,

и труженица пчелка в тишине

работала над чашечкой растенья.

И я следил, мегрелка, за тобой,

в тени листов ты — украшенье сада!

Как хороша ты сделалась собой,

луна небес, души моей отрада!

Зачем же ты глядишь из-за плетня?

Ужель тебя подстерегла измена?

Нет, верен друг, он в Поти мчит коня,

он там на скачках будет непременно.

Среди друзей помчится молодец,

из-под копыт взлетят метеориты,

чтоб выпала победа наконец

ему — посланцу солнечной Колхиды.

Смуглянка гладит цитрусовый плод,

ласкает листья тучного инжира.

Она сама — участница работ

на благо расцветающего мира.

Она теленка треплет по спине,

но мысль о друге не дает покоя,

и стан ее, как тополь при луне,

вздымается, колеблясь над тропою.

Среди недавно созданных пород,

весь в белых пятнах солнечного света,

могучий Кварацхелия идет,

одетый в чоху праздничного цвета.

Быки над ним рога взметнули ввысь,

но он смеется — всё ему веселье!

А тени потемнели и слились,

и сельские ворота заскрипели.

Закрылись мглою выступы холмов,

трава покрылась жемчугом далече,

лучи заката на рогах быков

сияют, догорая, словно свечи.

Услышу я чонгури нежный звук,

сольюсь, исчезну в воздухе пустынном,

и застегнет мегрельский архалук

седой пастух пером своим гусиным.

Он девушке подтягивать начнет,

судьбу страны приветствуя с волненьем,

и вся Колхида, весь родной народ

ответят песне радостным гуденьем.

1937

24. Раковина. Перевод Н. Тихонова

Смотрю на раковину белую,

что с детских лет знакома мне.

Она как малый лебедь онемелый,

колхидский лебедь, спящий на спине.

А на столе пред лебедем точеным

блестят очки средь вороха теней,

и у окна тень книжницы ученой —

спокойной, мудрой бабушки моей.

Когда переставал строптивый ветер,

входила черной ночи суетня,

ее я слушал, всё забыв на свете,

у тихого мегрельского огня.

В приставший к раковине пепел

смотря, под лампою большой

следил я сказки длинной лепет,

Рионом вдруг шумевший над душой,

про жизнь и пламень Амирани,

про дикий плен, где вся во льду гора,

как в море пепел утром ранним

был брошен от его костра.

И Гуриэли с Гугунава четко

за сказкой стих певали свой,

плетеный стул скрипел, был слышен четок

янтарных старых тихий перебой.

Морскую пепельницу брал я