Стихотворения и поэмы - [56]

Бьют в очи метельного ветра порывы.

Сутулится Ленин в холодном пальто,

Минуя знакомых проулков извивы.

Проезды в завалах, сплошные «хвосты»

У лавок, где очередь зыбко змеится,

Продутые ветром кварталы пусты,

И сумрачно горбятся зданья столицы.

Москва, потерпи, мы подарим тебе

Дворцы по душе и проспекты по росту.

Весь мир уже слышит державную поступь,

Которой идем мы в труде и борьбе.

И если мы даже отступим назад,

За горло грабительски взятые в Бресте,

Воспрянет Москва, и вздохнет Петроград,

И нас не смутят трескотнею тирад

Любители фраз без стыда и без чести.

Страшили, в единство партийное клин

Вбивали, орали на митингах рьяно.

Быть может, еще не ясна до глубин

Вся пропасть их планов, вся прорва обмана.

Чей след потаенный из мрака ведет

К ночному вчера покушенью в Любани?..

Эсеры, анархия… Сволочь и сброд,

Вокзальные орды расклешенной пьяни!..

Как ветром их сдуло, как только, резки,

Команды стегнули их, нагло фасонных,

Когда пулеметы с площадок вагонных

Навстречу им выставили хоботки!..

Нет, поезд не встанет, не сменит маршрута.

Прищурясь, Ильич смотрит вдаль, и видна

Кремлевская — там, за метелью, — стена

Да башня, стоящая прочно и круто,

Высокая Спасская; время свое

Часы отзвонили, пробиты снарядом

В те дни, как вели юнкера канонаду —

Огонь по твердыням Октябрьских боев.

Навытяжку, словно солдаты, застыли

В тужурках и кепках простых патрули,

Когда прозвучали команды вдали

И въехали в Спасскую автомобили.

Перевод В. Максимова

6 В ОДНО ОСЕННЕЕ УТРО

Была тяжелой, долгою дорога

До солнечных палат…

И. Франко

Лет двадцать, верно, протекло с тех пор…—

Глухие дни, глухие вдовьи ночки!—

Как выводила я цветной узор

На белом поле свадебной сорочки.

Пунцовым шелком вышивала я,

Чтоб радостно ложились краски, тени,

Вишневым цветом обвела края,

По рукавам пустила цвет весенний.

Я думала: пускай цветет весна

Хотя б на этом свадебном узоре,

Пусть сироте из уголка Предгорья

О крохах счастья говорит она!

Сижу, гляжу сквозь зимней ночи дымку,

И всё гадаю про весну свою,

И вью, как песню, нитку-невидимку,

А песню тихо, словно нитку, вью.

Всё, что хотелось в жизни увидать бы,

Я вышивала шелком огневым

И в день моей сиротской, бедной свадьбы

Украсила свое жилище им.

Короткий праздник юности летучей,

Когда на солнце, ярче всех огней,

Шелк засверкал, пурпуровый, певучий,

Как маленькое знамя майских дней.

Ой, где там май?! Не улыбнется май нам,

Зима всегда для бедняка длинна.

В Дрогобыче на промыслах по найму

Работал Гриць. Осталась я одна.

Напишет — да письмо то не речисто,

Придет усталый, в нефти, как всегда…

Рассказывал, как скупы господа,

Поведал раз про друга-коммуниста

И говорил, дождемся мы Москвы,

Дождемся! Солнце и для нас проглянет.

Крепись, дружок, не вешай головы,

А если кто допытываться станет,

Знай, что не каждый друг и побратим,

Кто клялся нам: «Я украинец тоже».

Придет такой, возьмет тебя, и с ним

Погибнешь, пропадешь на бездорожье.

Лишь на словах для них народ — святыня,

Вопят об Украине, охмелев;

Таких народолюбцев много ныне —

На шапках их желто-блакитный лев…[57]

Однажды — было то недавно словно —

Была весна, всё буйно зацвело,—

Он, молчалив, задумчив и взволнован,

Наведался из города в село…

С тех пор уж двадцать долгих лет промчалось,

Мы вышли с Грицем на цветущий луг,

Меня он обнял, я к нему прижалась,

Обвел он синим взором всё вокруг

И мне прочел, как не читал дотоле,

Взгляд устремляя в солнечный зенит,

Песнь про народ от моря до Бескид,

Про времена грядущей вольной воли,

Когда свободы солнце озарит

Бедняцкое жилье, и двор, и поле.

Я плакала, а он сказал: «Не плачь!

И верь, как я: так станется! Так будет!

Отплакали свое простые люди,

Теперь пусть плачет толстосум-богач!»

Пошел, взяв стираную одежонку.

Пошел, и долго не было вестей.

Покамест в нашу тихую сторонку

Не принесли тревожных новостей:

На промыслах рабочие восстали,

Крестьянство за собою повели,

Раскрыли двери в городском централе

И красный флаг на площадь принесли.

«Пусть, как в Москве, как в Киеве, мы будем

Советским строем жить без богачей,

Пускай сплоченным украинским людям

Льет красный флаг поток своих лучей!..»

Тогда из Львова, злобою объяты,

Пошли желто-блакитные войска,

И дрогнули от выстрела Карпаты,

И потекла кровавая река.[58]

Оскалились, как волки, их старшины,

Везде собачье слышалось вытье:

«Вы без панов хотите Украины?

Так нам совсем не надобно ее!»

Они уничтожали всё, зверея:

Стреляли, били, жгли посевы нив,

По трупам шли в Дрогобыч, гибель сея,

Свободы пламя кровью затушив.

Не вскрикнула я, слушая соседа,

Лишь голову склонила молча ниц.

«А как мой Гриць?» — «Ни слуху нет, ни следу.»

Я встала и пошла искать, где Гриць;

С краюшкой хлеба черствого в холстине

Пошла к мертвецким, ко дворам темниц,

Прошла Дрогобыч — мертвую пустыню,

Искала Гриця — здесь он был, мой Гриць.

На кладбище, под вишнями густыми,

Убитые — вглядись в черты их лиц…

Не плачь, иди, иди, склонись над ними.

Искала Гриця? Вот он, мертвый Гриць.

С вишневых веток лепестки летели,

С пробитой головой он лег на них.

Синели пятна на недвижном теле,

Следы мучений… Я узнала их…

Тот свадебный наряд, моя кручина,

Тебе так много видеть довелось!

Полна моих горячих черных слез

Прошедших дней глубокая пучина.

Твой каждый рубчик, бедный мой наряд,