Стихотворения и поэмы - [6]

Пробуждённый, зашумел стан:

Мы сходили от Гималая

На волнующийся Индостан.

С этих дней началось новое, —

Жизнь, тебя ли познал я там?

Как ребёнка первое слово

Ты прильнула к моим устам.

Всё цвело, – джунгли редели,

И над сизым морем холмов

Гонги вражьих племён гудели

В розоватой мгле городов.

Но я умер. Я менял лики,

Дни быванья, а не бытиё,

И, как севера снег тихий,

Побледнело лицо моё.

Шли столетья. В тумане сиром

Я рождался и отцветал

На безмолвных снегах России,

На финляндском граните скал.

Только родины первоначальной

Облик в сердце не выжечь мне

Здесь, под дней перезвон печальный,

В этой сумеречной стране.

1931

Из дневника

…И вот упало вновь на милую тетрадь

От лампы голубой бесстрастное сиянье…

Ты, ночь бессонная! На что мне променять

          Твоё томленье и очарованье?

Один опять. В шкафах – нагроможденье книг,

Спокойных, как мудрец, как узурпатор, гордых:

Короны древних царств роняли луч на них,

И дышит ритм морей в их сумрачных аккордах.

Но из широких чаш ещё струится вверх

Поблёкший аромат былых тысячелетий,

Как старое вино перебродивших вер,

Когда-то полных сил и радостных, как зори.

Мемфис, Микены, Ур, Альгамбра, Вавилон —

Гармония времён в их бронзе мне звучала,

Томленье терпкое мой дух влекло, вело,

По стёртым плитам их – к небесному причалу.

Сегодняшнюю ночь иной стране отдам —

Востоку дерзкому, возлюбленной отчизне,

Уйду на Ганг – по мудрым городам,

В истоках дней искать истоков жизни.

…И в смутный сон, где веют вайи,

Мечтой я властно погружён…

Над сонным сердцем, в пальцах Майи,

Жужжит веретено времён.

На месте гор – желтеют мели…

И в дней обратных череду

Я вспять от гроба к колыбели

Прозревшим странником бреду.

И вновь я застаю цветенье

Давно отцветших лепестков,

Благоухание веков —

Неизъяснимое волненье, —

Смертей, рождений лабиринт,

Моря, равнины и отроги…

И на восток, за жёлтый Инд,

Ложится пыль моей дороги.

1934

Миларайба

Позади – горы, белый шёлк снега,

А внизу – пажить и луг зелёный.

Там, внизу, – селенье:

Там идет стадо,

Пастухи смеются,

Мычат яки,

И с одной чаши – к другой чаше

Перепархивают по цветам пчёлы.

– Голоса Времени, – друзья сердца!

Это – лишь узоры, пёстрый шёлк Майи,

Это – только тени моего сознанья,

Погружённого, навсегда слитно,

В Вечно-Сущее,

В глубину света…

– Голоса Времени, – плеск ручьёв жизни!

Зацвела Юность,

Как бутон мовы.

Я ушёл рано с белых гор Дзанга,

Я скитался долго по шумному миру,

Предаваясь страстям и бурям.

В городах – пели, трудились люди,

И купец в дороге понукал мулов…

– Голоса Времени! Игра Майи!

И в обитель скорбных я ушел, плача:

Бодисатв молил я, заклинал духов,

Духов злых и добрых,

Что в лесах и в реках,

И в порывах ветра снуют шумно…

И постиг ум мой:

Нет врагов у сердца,

Чей исток в небе, в Истинно-Сущем…

– Голоса Времени, – голоса братьев!

И теперь – только

Душистый ветер

Колыхает ветви над моей пещерой,

Да летят птицы,

Идут люди,

Прибегают волки вести беседу

О путях спасенья, о смысле жизни…

– Голоса Времени! Друзья сердца!

1935

Голоса веков

Палестинская мелодия

Гладит предутренний ветер вечно-священные

           камни.

Над Галилеею грустной руки воздел муэдзин.

Лижет бесшумное время прах Вифлеема

          и Канны,

И с минаретов вечерних слышно: Алла-иль-Алла.

Розовым встанут миражем храмы и рощи

          Дамаска,

Жены под светлой чадрою нижут сапфир и опал.

Лишь набегающий ветер, волн благосклонная

           ласка…

Смолкли призывные трубы Ангела, Льва

          и Орла.

Но, как и прежде, задумчивы те же рыбацкие

           мрежи,

Дремлют гроба крестоносцев, миррой и кедром

           дыша,

И разноликие толпы молятся снова и снова,

К плитам Господнего Гроба с моря и суши спеша.

1930-е

Серебряная ночь Пророка

Над белостенною Меккою —

                    гибкой планеты хвост,

Дух песков накалённых

                    и острых могучих звёзд.

Звёзды вонзают в душу

                    тысячи звонких жал

Благоговейный трепет

                    сердце пророка сжал.

Слышится ближе, ближе

                    шум непомерных крыл:

Конь с человеческим ликом

                    россыпи неба скрыл;

Грива – белыми волнами, сам он – словно

                                                  туман;

          Имя коню – Молния,

                                        эль-Бохран.

Мчит пророка на север десятикрылый гонец,

Хлещет сирийский ветер,

                              душит, и наконец,

Весь запылён пустынею,

                              сполохами палим,

Сходит ночной наездник

                              в спящий Иерусалим.

В уединённом храме

                              ждут Моисей и Христос,

Вместе молятся трое

                              до предрассветных рос.

И в выси, откуда Солнце

                              чуть видимо, как роса,

Конь ездока возносит

                              на Первые Небеса.

Иерархи́и гигантские ширятся впереди:

Между очами ангела – тысяча дней пути…

Но на последнее Небо глагол непреклонный звал:

Скрывают лицо Аллаха

                              семьдесят покрывал,

И за покрывалами – голос, как ста водопадов

                                                            шум,

Как опоясанный громом

                              и молниями

                                                  самум: