Стихотворения и поэмы - [11]

      Эта непроглядная страна.

С севера, с востока, с юга, с запада

      Хвойный шум, серебряные мхи,

Всхолмия, не вскопанные заступом

      И не осязавшие сохи.

С кронами, мерцающими в трепете;

      Мощные осины на юру…

Молча проплывающие лебеди

      В потаенных заводях, в бору:

Там, где реки, мирные и вещие,

      Льют бесшумный и блаженный стих,

И ничьей стопой не обесчещены

      Отмели младенческие их.

Лишь тростник там серебрится перистый,

      Да шумит в привольном небе дуб —

Без конца, до Новгорода-Северска,

      Без конца, на Мглин и Стародуб.

1936

* * *

Исчезли стены разбегающиеся,

Пропали городские зданья:

Ярчеют звёзды зажигающиеся

Любимого воспоминанья.

Я слышу, как в гнездо укладываются

Над дремлющим затоном цапли,

Как сумерки с лугов подкрадываются,

Роняя голубые капли;

Я вижу очертаний скрадываемых

Клубы и пятна… мошки, росы…

Заречных сёл, едва угадываемых,

Лилово-сизые откосы;

Возов, медлительно поскрипывающих,

Развалистую поступь в поле;

Взлет чибисов, визгливо всхлипывающих

И прядающих ввысь на воле…

И в грёзе, жестко оторачиваемой

Сегодняшнею скорбной былью,

Я чувствую, как сон утрачиваемый,

Своей души былые крылья.

1950

Владимир

* * *

Тесен мой дом у обрыва,

Тёмен и тих… Вдалеке

Вон полуночная рыба

Шурхнула в чёрной реке.

В этом лесничестве старом

Робким огнём не помочь.

Даже высоким Стожарам

Не покоряется ночь.

Издали, сквозь немеречу,

Где бурелом и лоза —

Жёлтые, нечеловечьи,

Нет, и не волчьи глаза.

Там, на глухих Дивичорах,

Где пропадают следы —

Вкрадчивый шелест и шорох

Злого костра у воды.

И, в непонятном веселье,

Древнюю власть затая,

Варит дремучее зелье

Темная ворожея.

Плечи высокие, пряди

У неподвижного лба.

В бурых руках и во взгляде —

Страсть моя, гибель, судьба.

Тайну её не открою.

Имя – не произнесу.

Пусть его шепчет лишь хвоя

В этом древлянском лесу.

Только не снись мне, не мучай,

Едкою хмарой отхлынь,

Вылей напиток дремучий

На лебеду и полынь.

1939

Дивичорская богиня

Вновь с песчаного Востока дует

Старый ветер над полями льна…

А когда за соснами колдует

Поздняя ущербная луна —

То ль играют лунные седины

По завороженному овсу,

То ли плачет голос лебединый

С Дивичорских заводей, в лесу.

И зовёт к утратам и потерям,

И осины стонут на юру,

Чтоб в луну я научился верить —

В первородную твою Сестру.

Верю! знаю! В дни лесных становий

Был твой жертвенник убог и нищ:

Белый камень, весь в подтёках крови,

Холодел у диких городищ.

В дни смятенья, в час тревоги бранной

Все склоняли перед ним копьё,

Бормотали голосом гортанным

Имя непреклонное твоё.

Брови ястребиные нахмуря,

Над могучим камнем колдуны

Прорицали, угрожая бурей

И опустошением страны;

Матери – их подвиг не прославлен —

Трепетали гласа твоего.

Чей младенец будет обезглавлен?

Перст твой указует – на кого?..

А когда весной по чернолесью

Вспыхивали дымные костры

И сиял в привольном поднебесьи

Бледно-синий взор твоей Сестры,

И когда в листве любого дуба

Птичий плеск не умолкал, и гам,

А призыв тоскующего зубра

Колыхал камыш по берегам —

По корням, по стеблю, в каждый колос,

В каждый ствол ореха и сосны

Поднимался твой протяжный голос

Из внушавшей ужас глубины.

Но теперь он ласков был, как пенье

Серебристой вкрадчивой струи,

И ничьи сердца твое веленье

Не пугало в эту ночь: ничьи.

Барбарис, багульник, травы, злаки

Отряхали тяжкую росу

И, воспламенённые во мраке,

Рдели странным заревом в лесу.

А в крови – всё явственней, всё выше,

Точно рокот набухавших рек,

Точно грохот ледохода слышал

Каждый зверь – и каждый человек.

Били в бубен. Закипала брага;

Запевал и вился хоровод

Вдоль костров в излучинах оврага

До святого камня у ворот.

Пламя выло. Вскидывались руки,

Рокотали хриплые рога:

В их призывном, в их свободном звуке

Всё сливалось: сосны, берега,

Топот танца, шкуры, брызги света,

Лик луны, склонённый к ворожбе…

А потом, до самого рассвета,

Жертвовали ночь свою – тебе.

…Верю отоснившимся поверьям,

Снятся незапамятные сны,

И к твоим нехоженым преддверьям

Мои ночи приворожены.

Вдоль озер брожу насторожённых,

На полянах девственных ищу,

В каждом звуке бора – отражённый

Слышу голос твой, и трепещу.

А кругом – ни ропота, ни бури:

Травы, разомлевшие в тепле,

Аисты, парящие в лазури

С отблесками солнца на крыле…

И лишь там, на хмурых Дивичорах,

Как в необратимые века,

Тот же вещий, серебристый шорох

Твоего седого тростника.

1939

* * *

О, не так величава – широкою поймой цветущею

То к холмам, то к дубравам ласкающаяся река,

Но темны её омуты под лозняковыми кущами

                   И душа глубока.

Ей приносят дары – из святилищ – Нерусса

           цветочная,

Шаловливая Навля, ключами звенящая Знобь;

С ней сплелись воедино затоны озёр непорочные

                   И лукавая топь.

Сказок Брянского леса, певучей и вольной

          тоски его

Эти струи исполнены, плавным несясь серебром

К лону чёрных морей мимо первопрестольного

          Киева

                   Вместе с братом Днепром.

И люблю я смотреть, как прибрежьями, зноем

           сожжёнными,

Загорелые бабы спускаются к праздной воде,

И она, переливами, мягко-плескучими, сонными,

                   Льнёт к весёлой бадье.

Это было всегда. Это будет в грядущем, как

          в древности,

Для неправых и правых – в бесчисленные

           времена,

Ибо кровь мирозданья не знает ни страсти,