Стихотворения - [10]

1835

ПЕРВАЯ ЛЮБОВЬ [58]

Я понял, я знаю всю прелесть любви!

Я жил, я дышал не напрасно!

Недаром мне сердце шептало: «Живи!» —

В минуты тревоги ненастной.

Недаром на душу в веселых мечтах

Порою грусть тихо слетала

И тайная дума на легких крылах

Младое чело осеняла.

Но долго я в жизни печально блуждал

По тернам стези одинокой;

Но тщетно я в мире прекрасной искал,

Как розы в пустыне далекой.

И много обшел я роскошных садов,

Но сердце ее не встречало;

И много я видел прелестных цветов,

Но сердце упорно молчало.

Пустыней казался мне мир. На пути

Нигде не слыхал я привета.

Зачем же, я думал, сей пламень в груди

И сердце восторгом согрето?

Но нет, не напрасно тот пламень возжжен

И сердце в восторге трепещет!

Настанет мгновенье, и радостно он

В очах оживленных заблещет!

Настанет мгновенье, и силой мечты

Возникнет мир новый, чудесный.

То мир упоенья! То мир красоты!

То отблеск отчизны небесной!

И радужным светом оденется высь

И ярко в душе отразится;

И в сердце проникнет небесная жизнь,

И сумрачный взор прояснится…

Настало мгновенье… И, радость очей,

С надзвездной долины эфира

Хранитель мой, гений в сиянье лучей

Приникнул над бездною мира.

Он видит глубокую тьму под собой,

Он слышит печальных призванья.

Он сходит на землю воздушной стопой —

Утишить земные страданья.

И мир превратился в роскошный чертог,

И в тернах раскинулись розы;

И в сердце зажегся потухший восторг,

И сладкие канули слезы.

О, сколько блаженства во взоре его!

О, сколько в улыбке отрады!

Всю вечность смотрел бы, смотрел на него:

Другой мне не нужно награды.

Но нет, то не гений! Небесный жилец

На землю незримо нисходит;

Но нет, то не смертный! Удельный[59] пришлец

На небо собой не возводит.

То горняя в мире земном красота!

То цвет из эдемского рая!

То лучшая чистого сердца мечта!

То дева любви молодая!

О юноша! в гордой душе не зови

Забавой мечты той прекрасной!

Я понял, я знаю всю цену любви!

Я жил, я дышал не напрасно!

1835

ТУЧА

Ходит туча в синем небе,

Смотрит туча мрачным взором,

На груди покоя гром.

«Где бы лучше, — молвит туча, —

Мне расстлаться в синем небе

Молньеблещущим ковром?»

Видит море. Черным валом

Плещет море в дальний берег,

Ходит белою грядой.

«Разостлалась бы над морем —

Не спалить мне синя моря,

Не зажечь волны седой».

Туча дальше. Столп гранита,

Подпирая сине небо,

Опоясан бездной вод.

«Раздавила б, растопила б

Я Атланта. Но, могучий,

Он разрушен — не падет».

Туча дальше. Тучны нивы

Дышат грудью золотою,

Блещут бисером росы.

«Не над ними грому грянуть!

Пища червя — им ужасен

И ничтожный взмах косы».

Ходит туча в синем небе,

Смотрит туча мрачным взором,

На груди колебля гром.

«Где бы лучше, — ропщет туча, —

Мне отгрянуть в синем небе

Разрушительным ядром?»

Видит царство. Город пышный,

Семь холмов собой раздвинув,

Три реки сплотил собой.

Шпицы башен блещут в солнце,

Будто горы — медны стены

Вьются длинною трубой.

Пышность зданий, блеск уборов,

Шум движенья, говор людства,

Гром тимпанов и мечей.

Стала туча. Дышит гневом.

Меркнет солнце от движенья

Мрачно-огненных очей.

«Расстелюсь я над холмами,

Я всколеблю ось земную,

Я разрушу пышный град!»

Но могуща сила веры:

Дряхлый старец слабой дланью

Двинул грозную назад!

1835

НОЧЬ [60]

Лежала тьма на высях гор;

В полях клубился мрак унылый;

Повитый мглой, высокий бор

Курился ладаном могилы.

Лениво бурная река

Катила в море вал гремучий,

И невидимая рука

Сдвигала огненные тучи.

Не холнет[61] ветр в тиши ночной;

Не дрогнет лист немой дубравы;

Лишь изредка в чащи лесной

Сверкнут глаза звездой кровавой.

Лишь изредка косматый зебрь

В трещобу дальнюю промчится,

И отзовется гулом дебрь,

И след волною заструится.

Но снова прянет тишина!

И мрак, печальный спутник ночи,

Крылами радужными сна

Смежает дремлющие очи.

1835

ДУБ [62]

На стлани зелени волнистой,

Под ярким куполом небес

Широко веет дуб тенистый —

Краса лесов, предел очес.

Он возрастал в борьбе жестокой,

Он возмужал в огнях грозы

И победителем высоко

Раскинул гордые красы.

Он видел бури разрушенья,

Громады, падшие во прах,

И праздник нового рожденья,

И жизнь в торжественных венцах.

Но никогда, богатый силой,

Он не склонялся пред грозой,

И над дымящейся могилой

Он веял жизнью молодой.

Не раз орел небес пернатый

Венчал главу его крылом,

Внимал бессильные раскаты

Над гордым гения челом.

Как он велик, могучий гений,

Властитель трепетных полей!

Он бросил в них державно тени

И поглотил весь свет лучей.

Теперь в нем дремлют мощь и сила!

Грозы мертвящая рука

Давно уж меч свой притупила

О грудь стальную старика.

Но что? ужель боец надменный

Умрет в недеятельном сне

И червь, точа во тьме презренной,

Его разрушит в тишине?

О нет! Иное назначенье!

Он должен рухнуть под косой,

Чтоб снова праздновать рожденье,

Чтоб снова ратовать с грозой.

Гремит волна, рокочут тучи,

И вот, как феникс[63], окрылен,

Из края в край кормой летучей

Бесстрашно бездны роет он.

В пучине влаги своенравной

Он вновь открыл избыток сил,

И вновь орел самодержавный

Его чело приосенил.

1835

ТИМКОВСКОМУ. НА ОТЪЕЗД ЕГО В АМЕРИКУ [64]

Готово! Ясны небеса;

В волнах попутный ветр холмится,

И чутко дремлют паруса,

И гром над пушкою дымится.

Бокал! Бокал! Пускай струя

Сребристых вод донских пред нами

Горит жемчужными огнями

И шумно плещет чрез края.

Ударив дружно руки в руки,

Мы усладим прощальный час