Стихотворения - [23]

Шрифт
Интервал

Ветер рвет в окошке уголок платка.
Грудь мою пронзили дождевые стрелы,
Серая повисла над полями сеть.
По размытым шпалам, над березой белой
Тучей мне растаять, песней облететь.
Может быть, ты вспомнишь, легкая подруга,
В час, когда не станет ни любви, ни сил:
— Был он словно ветер скошенного луга,
Словно роща солнце, он меня любил.
<1923>

37. «Сердце бы отдал мелькнувшему мигу…»

Сердце бы отдал мелькнувшему мигу
Да не вернешь его… Значит, пора
Желтые листья закладывать в книгу,
Похолодевшие пить вечера.
Мы собрались за дымящимся чаем.
Строфы и листья на скатерть летят,
Розовый серп за кирпичным сараем
Встал, озаряя притихнувший сад.
Спелой антоновкой и листопадом,
Липовым медом, парным молоком
Дни эти пахнут над домом и садом,
Где мы вторую неделю живем.
Как же тебе не смеяться от счастья,
Если ты музой своею зовешь
Легкую девушку в ситцевом платье,
Смуглую, словно созревшая рожь!
<1923>

38. МОЛОДОСТЬ

Победителям больше не надо
На закате своем вспоминать
Кудри яблонь отцовского сада
И озер золотистую гладь.
Им не надо уж петь о стихии,
Отшумевшей давно в стороне,
Где паслись облака грозовые
И черемуха кланялась мне.
Но тебе, мой наследник счастливый,
Позабывший тревожные дни,
Расскажу я про дождик и нивы,
Про сугробы и волчьи огни.
Расскажу о великом пожаре,
Разорвавшем столетий межу,
О винтовке, о верной гитаре,
О кумачной звезде расскажу.
Этот дождь, успокоен и редок,
Станет в памяти ливнем опять,
И потянет тебя напоследок
Вспомнить ту, кто и муза, и мать.
Опаленные счастьем и гневом,
Как деревья в шумящей груди,
Мы свой век раскачали напевом
И летели — сердец впереди.
Выпрямляй же и гордо и смело
Многошумную думу свою, —
Для тебя эта молодость пела
И костром догорала в бою!
Между 1921 и 1923

39. «Глубока тропа медвежья…»

Ник. Клюеву

Глубока тропа медвежья,
Солью блещет снежный плат,
Ты пришел из-за Онежья
В мой гранитный Китеж-град.
Видишь, как живем мы тихо,
В снежной шубе город наш.
Ночью бурая волчиха
Охраняет Эрмитаж.
Белый шпиль в мохнатых звездах
Лосьи трогает рога.
Ледяной, чугунный воздух
Налит в наши берега.
Между 1921 и 1923

40. В ТЕНЕТАХ ВРЕМЕН

Не нам в Тинтажеле услышать герольда,
Развалины башен и тучи в крови.
Мы смерть свою на море пили, Изольда,
А пенная память пьянее любви.
Усыпали звезды бессонное ложе,
На душные розы ты медлишь возлечь.
Изольда, Изольда, меж нами положен
Запрет Корнуэла — пылающий меч.
Зачем ты металась и песней горела?
Жестокая сердце пронзила стрела.
Я к сердцу прижал лебединое тело,
И звездная буря меня понесла.
Мы столько столетий скитаемся по льду
Сквозь снежную пыль и клубящийся сон,
Но кто бы узнал королеву Изольду
В камнях и парче византийских икон?
Ты смотришь сквозь темень в тяжелом соборе,
Как слезы твои, оплывает свеча,
А в сердце стучится косматое море,
И царский багрец упадает с плеча.
Мучительной песне я верен отныне,
Она заблудилась в тенетах времен.
Недолго тебе, неутешной княгине,
Кукушкою клясть половецкий полон.
Туда, где нет больше ни мук, ни разлуки,
Где память творит нескончаемый суд,
Ты тянешь свои обреченные руки,
Пока нас широкие сани несут.
Березы и елки сбегают навстречу,
Шарахнулся заяц, мелькнувший едва,
Врубаются сабли в гортанную сечу,
И ханский фирман разрывает Москва.
Столетья бегут, и мужает Россия,
Далёко петровские стружки летят.
Октябрьские зори восходят впервые,
И новые звезды сверкают, как сад.
А в этом саду наливается слово,
Качается Сирин в изгибах ветвей,
И всходит, как солнце для мира слепого,
Бессмертное сердце Отчизны моей!
1923

41. «Широко раскинув руки…»

Широко раскинув руки
И глаза полузакрыв,
Слышишь ты иные звуки,
Видишь город и залив.
Облака возводит зодчий,
Тихо бродит вал морской…
Серебристый невод ночи,
Пенье сфер и голос мой.
Огонек сухой и сирый,
Страстных дум летучий прах,
Тетива нетленной лиры
В смертных пламенных руках.
На ветру, ночном и диком,
Тростником сгораешь ты
И венчаешь легким вскриком
Высоту и срыв мечты,
Чтоб в зрачках светло-зеленых,
Где обрывки сна скользят,
Видеть радугу на склонах,
Дымный пруд и свежий сад.
Чтоб, дыша светло и жадно
Счастьем, выпитым до дна,
Протянуть, как Ариадна,
Сердцу нить веретена.
1923

42. «Летят дожди, и медлит их коснуться…»

Летят дожди, и медлит их коснуться
Косых лучей холодная рука,
А солнце уж не в силах улыбнуться
Сквозь остывающие облака.
Как хороши желтеющие клены!
Накинь платок. Через вечерний сад
Посмотрим на бегущие вагоны
И за рекой протянутый закат.
За каждый лист, летящий нам на плечи,
За первый лед, за песню до конца,
За тихий час у говорливой печи
Так благодарны осени сердца!
И если ты забыть уже не в силах,
Ты можешь улыбнуться и простить,
Напрасных встреч, томительных и милых,
Наш листопад — последний, может быть…
1923

43. «Береза, дерево любимое…»

Береза, дерево любимое,
Береза, милая сестра,
Тебя из розового дыма я
Над тинной заводью с купавою,
Серебряную и кудрявую,
Увидел с поезда вчера…
Но ты дрожала вся от холода
В тумане, плывшем по реке,
И всё, что в песне было молодо,
Вдруг стало облаком пылающим
Над этим полем, пролетающим
С костром пастушьим вдалеке.
И вспомнил я крыльцо покатое,
Жасмин и гнезда над окном,
На взгорье дерево косматое,
Колодец, черную смородину…
Я вспомнил юность, вспомнил родину
Под легким северным дождем.

Еще от автора Джордж Гордон Байрон
Вампир

Хотя «Вампир» Д. Байрона совсем не закончен и, по сути, являетя лишь наброском, он представляет интерес не только, как классическое «готическое» призведение, но еще и потому что в нем главным героем становится тип «байронического» героя — загадочного и разачарованного в жизни.


Манфред

Мистическая поэма английского поэта-романтика Джорджа Ноэла Гордона Байрона (1788–1824) о неуспокоившемся после смерти духе, стремящемся получить прощение и вернуть утерянную при жизни любовь.


Корсар

Байрон писал поэму «Корсар» с 18 по 31 декабря 1813 г. Первое издание ее вышло в свет 1 февраля 1814 г.


Мазепа

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Паломничество Чайльд-Гарольда

И вечно буду я войну вестиСловами — а случится, и делами! —С врагами мысли…Мне хочется увидеть поскорейСвободный мир — без черни и царей.В этих строчках — жизненное и творческое кредо великого английского поэта Джорджа Гордона Байрона (1788–1824). Его поэзия вошла в историю мировой литературы, как выдающееся явление эпохи романтизма. Его жизненный путь отмечен участием в движении карбонариев и греческих повстанцев за освобождение Италии и Греции от чужеземного ига.Творчество Байрона, своеобразие его поэтического видения оказали заметное влияние на развитие русской поэзии XIX века.Книга издается к 200-летию поэта.Художник А.


Паломничество Чайльд-Гарольда. Дон-Жуан

В сборник включены поэмы Джорджа Гордона Байрона "Паломничество Чайльд-Гарольда" и "Дон-Жуан". Первые переводы поэмы "Паломничество Чайльд-Гарольда" начали появляться в русских периодических изданиях в 1820–1823 гг. С полным переводом поэмы, выполненным Д. Минаевым, русские читатели познакомились лишь в 1864 году. В настоящем издании поэма дана в переводе В. Левика.Поэма "Дон-Жуан" приобрела известность в России в двадцатые годы XIX века. Среди переводчиков были Н. Маркевич, И. Козлов, Н. Жандр, Д. Мин, В. Любич-Романович, П. Козлов, Г. Шенгели, М. Кузмин, М. Лозинский, В. Левик.


Рекомендуем почитать
Стихотворения и поэмы

В книге широко представлено творчество поэта-романтика Михаила Светлова: его задушевная и многозвучная, столь любимая советским читателем лирика, в которой сочетаются и высокий пафос, и грусть, и юмор. Кроме стихотворений, печатавшихся в различных сборниках Светлова, в книгу вошло несколько десятков стихотворений, опубликованных в газетах и журналах двадцатых — тридцатых годов и фактически забытых, а также новые, еще неизвестные читателю стихи.


Белорусские поэты

В эту книгу вошли произведения крупнейших белорусских поэтов дооктябрьской поры. В насыщенной фольклорными мотивами поэзии В. Дунина-Марцинкевича, в суровом стихе Ф. Богушевича и Я. Лучины, в бунтарских произведениях А. Гуриновича и Тетки, в ярком лирическом даровании М. Богдановича проявились разные грани глубоко народной по своим истокам и демократической по духу белорусской поэзии. Основное место в сборнике занимают произведения выдающегося мастера стиха М. Богдановича. Впервые на русском языке появляются произведения В. Дунина-Марцинкевича и A. Гуриновича.


Стихотворения и поэмы

Основоположник критического реализма в грузинской литературе Илья Чавчавадзе (1837–1907) был выдающимся представителем национально-освободительной борьбы своего народа.Его литературное наследие содержит классические образцы поэзии и прозы, драматургии и критики, филологических разысканий и публицистики.Большой мастер стиха, впитавшего в себя красочность и гибкость народно-поэтических форм, Илья Чавчавадзе был непримиримым врагом самодержавия и крепостнического строя, певцом социальной свободы.Настоящее издание охватывает наиболее значительную часть поэтического наследия Ильи Чавчавадзе.Переводы его произведений принадлежат Н. Заболоцкому, В. Державину, А. Тарковскому, Вс. Рождественскому, С. Шервинскому, В. Шефнеру и другим известным русским поэтам-переводчикам.


Лебединый стан

Объявление об издании книги Цветаевой «Лебединый стан» берлинским изд-вом А. Г. Левенсона «Огоньки» появилось в «Воле России»[1] 9 января 1922 г. Однако в «Огоньках» появились «Стихи к Блоку», а «Лебединый стан» при жизни Цветаевой отдельной книгой издан не был.Первое издание «Лебединого стана» было осуществлено Г. П. Струве в 1957 г.«Лебединый стан» включает в себя 59 стихотворений 1917–1920 гг., большинство из которых печаталось в периодических изданиях при жизни Цветаевой.В настоящем издании «Лебединый стан» публикуется впервые в СССР в полном составе по ксерокопии рукописи Цветаевой 1938 г., любезно предоставленной для издания профессором Робином Кембаллом (Лозанна)