Стихотворения (1970–1980) - [11]

И разум возмущенный закипал —

Уже хрипя, четыре офицера,

Обнявшись, пели «Интернационал».

Полз газ. И раненые сбились тесно,

И сестры не могли спасти им жизнь.

Но повторял радист открытым текстом:

— Всем! Всем!

Аджимушкайцы не сдались!

КАМЕННОЕ НЕБО

Землянин этот

Был рожден для неба,

В курносом мальчике

Икара кровь текла.

Страсть к высоте! —

Неизлечимый недуг,

Два дерзких,

К солнцу рвущихся крыла.

Аэроклуб.

Вторая мировая.

Под Керчью сбили —

Прыгал, как в бреду.

Потом в подземный ад

Аджимушкая

Ушел, отстреливаясь

На ходу.

И потянулась то ли быль,

То ль небыль.

Шли дни, а может,

И столетья шли.

Над ним сомкнулось

Каменное небо,

Икар стал вечным пленником

Земли.

Но в смертный час,

В последнюю минуту,

Он так

Свои худые руки сжал,

Так вывернул,

Уверенно и круто,

Как будто в них,

И вправду, был штурвал…

ФЛАГ

…И когда остались единицы

(Пусть уже скорее душ, чем тел),

Сладкий женский голос хитрой птицей

Вдруг над катакомбами взлетел:

— Русские! Мы вашу храбрость ценим,

Вы отчизны верные сыны,

Но к чему теперь сопротивленье?

Все равно же вы обречены.

Лишней крови проливать не нужно,

Сдайтесь, сделайте разумный шаг.

В знак, что вами сложено оружье,

Выставить должны вы белый флаг. —

Обещало пение сирены

Людям жизнь, залитый солнцем мир…

Почему нащупывает вены

На худых запястьях командир?

Почему вокруг он взглядом шарит,

Странным взглядом воспаленных глаз?

— Отыщите в лазарете марлю,

Слушайте последний мой приказ! —

Тихо-тихо в катакомбах стало,

В ожиданье тоже замер враг…

И пополз он к небу — алый-алый,

Свежей кровью обагренный стяг.

ЭЛЬТИГЕНСКИЙ ДЕСАНТ

Задрав свои техасы до колен,

На кромке пляжа девочки хохочут.

Но вижу я курортной этой ночью

Здесь «Огненную землю» — Эльтиген.

И снова слышу: «На прорыв, к Керчи!»

…А как же с теми, кто не может — ранен?..

(Пришел за ними тендер из Тамани,

Но был потоплен в дьявольской ночи.)

И значит, все: закон войны суров…

Десант прорваться должен к Митридату!

…Из компасов погибших катеров

Сливает спирт девчушка из санбата,

Хоть раненым теперь он ни к чему,

Хоть в этот час им ничего не надо.

В плену бинтов, в земляночную тьму

Они глядят настороженным взглядом:

Как это будет — стук сапог и «хальт!»?..

(Пробились ли ребята к Митридату?)

И, как всегда, спокойна и тиха,

Берет сестра последнюю гранату…

ШТУРМ МИТРИДАТА

О горе Митридата

Слагали легенды и оды —

Усыпальницы, храмы, дворцы,

Хороводы владык…

Я рассеянно слушаю

Бойкого экскурсовода,

А в ушах у меня

Нарастающий яростный крик.

Это грозной «полундрой»

Матросов на штурм Митридата

Молодой политрук

Поднимает опять и опять,

Это с хриплым «ура!»

К ним бегут на подмогу солдаты

Лишь молчат катакомбы —

Не могут погибшие встать.

Не дождались они…

Только мрак да тяжелые своды,

Только в каждом углу

Притаилась угрюмо война…

Я рассеянно слушаю

Бойкого экскурсовода,

А в ушах у меня

Тех святых катакомб тишина.

НА ПЛЯЖЕ

Подтянутый, смуглый, в шрамах,

В глазах затаенный смех,

Держался на редкость прямо,

Казался моложе всех.

Казался юнее юных,

Хоть стали белеть виски.

…Норд-ост завихрял буруны,

Норд-ост разметал пески.

Смотрел человек на скалы,

И смех уходил из глаз —

Одна я, быть может, знала,

Что он далеко сейчас.

На пляже, где для печали,

Казалось бы, места нет,

Не волны его качали,

А память сгоревших лет.

В кипящие волны эти

Он тело свое бросал

Так, словно свежел не ветер —

Крепчал пулеметный шквал.

Как будто навстречу трассам,

С десантниками, впервой

Он прыгал опять с баркаса

С винтовкой над головой…

МИР ПОД ОЛИВАМИ

Здесь в скалы вцепились оливы.

Здесь залпы прибоя гремят…

— Вы живы, ребята? —

— Мы живы,

Прости нас за это, комбат!

Вот здесь, под оливой, когда-то

Упал ты у самой волны…

— Себя не вините, солдаты:

Не всем возвращаться с войны…

Оно, вероятно, и так-то.

Но только опять и опять

Вдруг сердце сбивается с такта,

И долго его не унять,

Когда про десантные ночи

Напомнит ревущий бора.

Забудешь ли, если и хочешь,

Как тонут, горя, катера?

Еще и сегодня патроны

Выносит порою прибой…

Прости, что тебя, батальонный,

Прикрыть не сумели собой!

…Да, мир под оливами ныне,

Играет дельфиний народ,

С динамиком в синей пустыне

Прогулочный катер плывет.

Рыбачьи сушатся сети,

У солнца сияющий взгляд…

Здесь целое тридцатилетье

Лишь залпы прибоя гремят!

1974

«Нет, раненым ты учета конечно же не вела…»

Нет, раненым ты учета

Конечно же не вела,

Когда в наступленье рота

По зыбким понтонам шла.

И все-таки писарь вправе

Был в лист наградной внести,

Что двадцать на переправе

Сестре удалось спасти.

Возможно, их было боле,

А может, и меньше — что ж?

Хлебнувший солдатской доли

Поймет ту святую ложь…

Пока по инстанциям долгим

Ползли наградные листы,

На Припяти или Волге

Падала, охнув, ты.

И писарь тогда был вправе

В твой лист наградной внести,

Что сорок на переправе

Тебе удалось спасти.

Возможно, их было меньше,

А может, и больше — что ж?

Помянем тех юных женщин,

Простим писарям их «ложь»…

1974

«На носилках, около сарая…»

На носилках, около сарая,

На краю отбитого села,

Санитарка шепчет, умирая:

— Я еще, ребята, не жила…

И бойцы вокруг нее толпятся

И не могут ей в глаза смотреть:

Восемнадцать — это восемнадцать,

Но ко всем неумолима смерть…

Через много лет в глазах любимой,

Что в его глаза устремлены,

Отблеск зарев, колыханье дыма

Вдруг увидит ветеран войны.

Вздрогнет он и отойдет к окошку,