Стихотворения, 1838 г. - [11]

Он тут. Идет денщик – служитель ратных станов,

И, слаще музыки, приветный звон стаканов

Вдали уж слышится; и чайная струя

Спешит стаканов ряд наполнить до края.

Садишься и берешь – и с сладостной дрожью

Пьешь нектар, радость пьешь, глотаешь милость божью.

Нет, житель городской: как хочешь, величай

Напиток жалкий свой, а только он не чай!

Нет, люди мирные, когда вы не живали

Бивачной жизнию, вы чаю не пивали.

Глядишь: все движится, волнуется, кишит;

Огни разведены – и что за чудный вид!

Такого и во сне вы, верно, не видали:

На грунте сумрачном необразимой дали

Фигуры воинов, как тени, то черны,

То алым пламенем красно освещены,

Картинно видятся в различных положениях,

Кругами, группами, в раскидистых движеньях,

Облиты заревом, под искрами огней,

Со всею прелестью голов их поседелых,

Мохнатых их усов, нависших их бровей

И глаз сверкающих и лиц перегорелых.

Забавник – шут острит, и красное словцо

И добрый, звонкий смех готовы налицо.

Кругом и крик, и шум, и общий слитный говор.

Пред нами вновь денщик: теперь уж, он как повар,

Явился; ужин наш готов уже совсем.

Спасибо, мой Ватель! Спасибо, мой Карем!

Прекрасно! – И, делим живой артелью братской,

Как вкусен без приправ простой кусок солдатской!

Поели – на лоб крест – и на солому бух!

И ж герой храпит во весь геройский дух.

О богатырский сон! – Едва ль он перервется,

Хоть гром из тучи грянь, обрушься неба твердь,

Великий сон! – Он, глубже мне сдается,

Чем тот, которому дано названье: смерть.

Там спишь, а душу все подталкивает совесть

И над ухом ее нашептывает повесть

Минувших дней твоих; – а тут… но барабан

Вдруг грянул – и восстал, воспрянул ратный стан.

Улетевшим мечтам

Нервы жизни – где вы? где вы?

Где ваш светлый, легкий рой?

Обольстительницы девы,

Обожаемые мной?

Что за ветер вас развеял?

Как я нежил вас в тиши,

Как, прияв в чертог души,

Целомудренно лелеял!

Где ж вы, райские цветы,

Неба утреннего звезды,

Пташки сердца – мечты!

Где ж теперь вы свили гнезды?

Полетел бы я вам вслед,

Но – напрасные усилья!

Оковал желаний крылья

Строгий опыт тяжких бед.

В хладном сердце – лед и вьюга;

Вы же, – в теплые края

Унеслись на лоно юга,

Перелетные друзья!..

Евгении Петровне Майковой

Когда из школы испытаний

Печальный вынесен урок,

И цвет пленительных мечтаний

В груди остынувшей поблек,

Тогда с надеждою тревожной

Проститься разум нам велит,

И от обманов жизни ложной

Нас недоверчивость хранит.

Она добыта в битве чудной

С мятежным полчищем страстей;

Она залог победы трудной,

Страданьем купленный трофей.

Мы дышим воздухом сомненья;

Мы поклялись души движенья

Очам людей не открывать;

Чтоб черной бездны вновь не мерить,

Не все друзьям передавать,

Себе не твердо доверять,

И твердо – женщинам не верить.

Что ж? – Непонятные, оне

Сперва в нас веру усыпляют,

Потом ее же в глубине

Души холодной возбуждают.

Своим достоинством опять

Они колеблют наши мненья,

Где роз не нужно им срывать,

Срывают лавры уваженья;

И снова им дано смутить

В нас крепкий сон души и сердца,

И закоснелого безверца

В его безверьи пристыдить.

Две прелестницы

Взгляните. Как вьется, резва и пышна,

Прелестница шумного света.

Как носится пламенным вихрем она

По бальным раскатам паркета.

Владычицу мира и мира кумир —

Опасной кокеткой зовет ее мир.

В ней слито блистанье нескромного дня

С заманчивой негою ночи;

Для жадных очей не жалеют огня

Ее огнестрельные очи;

Речь, полная воли, алмазный наряд,

Открытые перси, с кудрей аромат.

«Кокетка! кокетка!» – И юноша прочь

Летит, поражен метеором;

Не в силах он взора ее превозмочь

Своим полудевственным взором.

Мной, други, пучины огня пройдены:

Я прочь не бегу от блестящей жены.

А вот – дева неги: на яхонт очей

Опущены томно ресницы,

Речь льется молитвой, и голос нежней

Пленительных стонов цевницы.

В ней все умиленье, мечта, тишина;

Туманна, эфирна, небесна она.

Толпою, толпою мечтателей к ней, —

К задумчивой, бледной, прелестной;

Но я отойду от лазурных очей,

Отпряну от девы небесной.

Однажды мне дан был полезный урок;

Мне в душу залег он, тяжел и глубок.

Я знаю обманчив божественный вид;

Страшитесь подлунной богини.

Лик святостью дышит, а демон укрыт

Под легким покровом святыни,

И блещет улыбка на хитрых устах,

Как надпись блаженства на адских дверях.

Обновление

Растворяйся, рай мечтаний!

из – за темных грусти туч

Вновь пробился яркий луч

Золотых очарований.

Муза, дай мне поцелуй!

Грудь разнежь и разволнуйся!

И из крыльев Купидона

Подари певцу перо,

Да огнем Анакреона

Блещет рифм моим сребро!

Да сверкнут в моем напеве

Блестки пламенной души!

Да спою в моей тиши

Песню сердца милой деве!

Да поймаю в море хвал

Чистый жемчуг и коралл

И создам венец чудесной,

И да будет им светло

Лучшей девой поднебесной

Херувимское чело!

Миновался мрак разлуки;

Налетают те же дни,

В сердце те же вновь огни,

Та же сила, те же звуки,

Та же дева предо мной

С той же райской красотой,

И с таинственной лаской,

С электричеством очей,

С восхитительной краской,

С чистым золотом речей!

Я затеплил вновь лампаду

Пред святынею любви

И молюсь, – мольбы мои

Льют мне на сердце прохладу,

Будто горный серафим

Машет крылышком над ним…

Рою бездну выражений;

Для любви она пуста, —

И молчанья гордый гений

Замыкает мне уста.

Повергаюсь онемелой

Пред богинею стихов;

Да пошлет мне силу слов