Стихи - [38]

О, яростный восторг, овладевавший ими,

О, дерзкий этот смех, когда они

Эгмонта[37] возглашали имя,

Победно-грозное в те дни!

Хотелось жить и жить — отважней и полнее.

Вино запенилось в кувшинах и ковшах,

Что лебединые вытягивали шеи.

Мечты неслись вперед на бешеных конях,

И кубки стройные с узорными краями

Гляделись в зеркала широких гладких блюд,

И шелком лоснился и мехом под огнями

И драгоценными поблескивал перстнями

Весь этот знатный люд.

Но тут,

Когда все пламенно мечтали о свободе

И в небо рвались бы, скрывайся в небе враг,

Три раза Генрих Бредероде

На золотой поднос обрушил свой кулак

И подал знак

Толпе проворных слуг, — а те уже готовы, —

И вдруг на пышные покровы,

На скатертей шитье, на лоск и пестроту,

С кувшинов всю эмаль сбивая на лету

И опрокидывая кубки дорогие,

Низверглись миски жестяные,

И плошки, и горшки простые,

Чтоб расхватали их тотчас же господа.

А Бредероде взял убогую котомку,

И плошку осушил до дна, и громко

Промолвил — речь его была, как звон клинков,

Горда:

«Друзья! Они кричат: вы — босяки, вы — гезы!

Что ж, будем гезами! У нас, у босяков,

В сердцах — огонь, в руках — железо

У босяков!»

И вот из уст в уста метнулось это слово,

Как вспышка молнии. И жгуче и сурово

Крылатым каждого овеяло огнем:

Отвага, и задор, и вызов были в нем.

Как знамя и как меч его на подвиг ратный

Нести готовился отныне самый знатный,

Гордец надменнейший уже пленился им.

Оно для недругов — и страх и изумленье.

В него вложили гнев и дерзкое глумленье

Безумные сердца, чей пыл неутолим.

И были донага бестрепетно раздеты

Все души братские, готовые себя

И все свое отдать, дерзая и любя,

Мешая без конца проклятья и обеты.

Делили хлеб, и соль, и доброе вино,

Но в этих игрищах им становилось ясно

Порыв, горячка, бред, — а все же не напрасно,

Каких бы будущее ни было полно

Еще неведомых сомнений и загадок, —

Они его творят. И эта честь дана

Тому, кто кубок свой кипящий пьет до дна,

Хотя и гибельный бывает у вина

Осадок.

Перевод Н. Рыковой

Из книги «Высокое пламя» (1917)

К вечернему путнику

Скажите мне, чей шаг

Из тысячи шагов, идущих, проходящих

По всем путям, в полях и в чащах, —

Скажите мне, чей шаг

Вдруг остановится, в час сумерек сквозящих,

В моих дверях?

Я знаю, эти двери скромны

И беден мой убогий дом,

Но их заметит пешеход бездомный.

Не входит ли ко мне весь мир — тот, что кругом, —

Едва свое окно я широко раскрою,

Лучами, сумраком, и ветром, и теплом,

Чтоб жить в моей мечте, делить восторг со мною!

Пусть умерла во мне та вера, что вела

В амфитеатр — святых и мучеников Рима:

Я в солнце верую, моя святыня — мгла,

И ветер в жилы мне вливает мощь незримо!

Скажите мне, чей шаг

Из тысячи шагов, идущих, проходящих

По всем путям, в полях и в чащах,—

Скажите мне, чей шаг

Вдруг остановится, в час сумерек сквозящих,

В моих дверях?

Сожму я руки дружески руками

Того, кто так придет

Откуда-то, бездомный пешеход,

И пред тенями, под огнями,

Звездящими высокий небосвод,

Молчать мы будем от волненья,

Молчанью веря наугад,

Чтоб успокоить двух сердец биенье,

У нас в груди стучащих в лад.

Кто будет он, не все равно ли, —

Он любит ли всю жизнь, как я,

И грудь его упором воли

Таким ли дышит, как моя!

Как будет радостно обоим нам в те миги

По-братски встретиться, и пламенно мечтать,

И ждать, что мы найдем, как в нераскрытой книге,

В другом — доверчиво и с гордой верой ждать!

Друг другу нашу жизнь, всю жизнь мы перескажем,

Стремясь к правдивости до глуби, до конца,

Ошибки, горечи, тоску — в одно мы свяжем,

Стирая между слов слезинки след с лица.

О, радость полная! О, острая отрада

Делиться силами, и мужеством, и всем!

И взором уходить во глубь себя затем,

Что грузы нежности извлечь оттуда надо!

Двойной восторг в одно сольется так бескрайно

(Двух, вдруг изведавших все счастье быть собой),

Что оба взнесены мы будем в небо тайны,

Где властвует любовь над мировой судьбой.

И вот —

Перед окном вдвоем мы,

Я и бездомный пешеход;

И мы глядим в ночные водоемы,

На звездный небосвод,

Познав друг друга, в полноте слиянья,

И с нами говорит весь мир в своем молчанье.

Да, вся вселенная нам исповедь свою

Приносит — звездами, лесами, и холмами,

И ветром, что летит по зрелому жнивью,

Играя по пути то пылью, го цветами.

Мы слышим, как журчит в траве невидный ключ,

Как ветки серых ив поют над черным прудом;

Нам внятен этот гимн: каким-то новым чудом

Он полнит наш восторг, задумчив и певуч.

И нам так хорошо все чувствовать согласно,

Гореть на пламени единого огня,

И будущее в нас горит светло и страстно:

В нас брезжит человек из завтрашнего дня!

Скажите ж мне, чей шаг

Из тысячи шагов, идущих, проходящих

По всем путям, в полях и в чащах, —

Скажите мне, чей шаг

Вдруг остановится, в час сумерек сквозящих,

В моих дверях?

Перевод В. Брюсова

Из книги «Часы» (1896–1916)

Светлые часы

Чтоб нам друг друга взглядами любить…

Чтоб нам друг друга взглядами любить,

Мы с них должны чужие взгляды смыть,

Которые так долго нас пятнали

В дни рабства и печали.

Рассвет, румяный и росистый,

Неяркой дымкою лучистой

Подернут,

Как будто мягких перьев веера

Из нитей солнечных и серебра,

Туманы разорвав, в саду скользят по дерну.

Как чаши голубой воды,

Искрятся золотом чудесные пруды,

В листве мерцает изумруд крыла,

И стряхивает день, нетороплив и точен,