Стихи в переводе Сергея Торопцева - [23]

Откликнулся колокол издалека.

Гора погружается в ночь не спеша,

И, мрак нагнетая, плывут облака.

753 г.

Подношу архивариусу Доу свои мысли о былом, возникшие, когда с горы Цзинтин я смотрел на юг

С Цзинтинских склонов я смотрел на юг —

В небесных взгляд мой растворялся далях.

Пять-шесть святых здесь появились вдруг

И, говорят, не раз затем бывали:

Журчит ручей Цинь Гао[305] между скал,

На той вон круче — место Магутаня[306],

Гора Линъян, куда Дракон летал,

Сосна — с нее Журавль воззвал к Цзыаню[307].

Кто оперен — тот время покорил,

Витает с Фениксами на просторе,

Небесный свод лежит у этих крыл,

Волною дыбятся четыре моря[308]…

Мирское все оставив позади,

Настигну ль их за облачною гранью?!

Наш век — сто лет, и я — на полпути,

А дальше все сокрыл туман бескрайний.

Уже не вижу вкуса в пище я,

Встречаю вздохом суету дневную.

Уйти бы за Цзымином в те края,

Где выплавлю Пилюлю Золотую[309]!

753 г.

Направляясь из Лянъюань к горе Цзинтин, встретил Хуэй-гуна, мы вместе погуляли и поговорили о красотах горы Линъян, в связи с чем и подношу ему это стихотворение

Принес меня осенний ветер

На пожелтевшие луга,

В пути красивых гор не встретил

И не смотрел на облака.

Но только лишь минуешь Реку[313] —

Летят листы в лицо с ветвей,

Цзинтин чарует человека

Простою чистотой своей.

Пронизаны ущелья светом,

И горы выстроились в ряд,

Я встретил У и Ши, одетых

Так, словно здесь Небесный град[314],

В пространствах сих народ чудесен,

Средь вод и трав исполнен тайн,

Хуэй-гун особенно известен,

Он освящает этот край.

Сметая пыль в высокой зале,

Витийствует, и мнится мне —

Под тонкой кистью горы встали

Изящной рифмой на стене[315].

Пустынничества скрыты смыслы,

Красу Линъян живописал.

Свод неба над ручьем немыслим,

В воде дрожит луны овал.

Два пика, Каменный и Желтый,

Кто смог столь близко водрузить?

Журавль не прилетает долго,

Цзыань во тьме пути не зрит[316].

Или в стране не стало места

Для птиц, слетающих с небес?

Уходят кручи в неизвестность

Сквозь плотный облачный навес.

Не лучше ль взять дорожный посох,

Уйти в наполненность пустот?

Нам и луну достичь непросто,

И тех, кто в памяти живет.

Мы свидимся ль, почтенный старец,

На тропках горного леска?

Письмо труда Вам не составит,

Зато развеется тоска.

753 г.

В вечерний час, провожая гостя до маленькой горушки к северу от Цзинтин, встретил историографа Цуя, и мы поднялись вместе

Мы с гостем шли к Беседке Се.

Вас встретив, выпить захотели,

На лошадей, куражась, сев,

На склон Циншань, смеясь, взлетели.

Летите, кони, на Чанъань…

Но запад скрыл последний лучик.

Столица в сотнях ли… Туман…

Дорогу преградили тучи.

753 г.

Посылаю господину Чжун Цзюню из монастыря Линъюань в округе Сюаньчжоу

На тумане белых туч над Цзинтин

Словно выписан зеленый утун[318],

И в зерцале мелких речек у стен

Неземную вижу я высоту.

Обитают здесь Драконы, Слоны[319],

Цзюнь почтенный — он велик среди них

За Рекою его рифмы слышны,

Ветр несет их до просторов морских.

Ваши чувства — круг луны на воде,

Ваши мысли — жемчуга меж камней.

Не Чжи Дунь[320] ли мне вдруг встретился здесь,

Чтоб открылась суть Не-Сущего[321] мне?

753 г.

Вместе с наньлинским Чан Цзаньфу посещаем гору Усун

Мне вспомнился Аньши[324], плывущий к морю,

Поймал он ветер, в рифму пел с волной,

От мира отрешаясь на просторе,

За рамки бытия уйдя душой,

Душа открылась таинствам природы,

Покоя безмятежности полна.

Здесь ощутил я что-то в этом роде

И поднялся по склону, взяв вина.

С годами к старине мы тяготеем —

Вот я и навестил сей дивный склон:

Непостижимой чистотой овеян,

Чарует больше, чем Вочжоу[325], [326]он,

Шумят ветра, щебечут в гроте птицы,

И морось, словно осенью, мягка,

Ручей, рыча, к подножию стремится,

Как в Трех ущельях Вечная Река.

Цветок небесный мы нарисовали

И долго любовались им вдвоем.

Ах, если б здесь пожить в Драконьем зале[327]! —

Мне душу укрепил бы этот дом.

755 г.

На горе Усун подношу стихотворение наньлинскому Чан Цзаньфу

Лишь в орхидее — истинность цветка,

А истинное дерево — сосна,

Душист цветок во тьме у родника,

Сосна зимой — все так же зелена.

Нужна взаимопомощь и крепка,

Когда вокруг бушует дикий цвет.

Так, рядышком клюют два петушка,

Два Феникса одну избрали ветвь —

Там блеск жемчужин, а не грязь песка,

Жемчужина с жемчужиной дружны,

Так странник, что пришел издалека, —

Ему советы мудрые нужны.

Коль не поддержат люди чужака —

В иные дали уведут пути.

Царям служить — опасность велика,

И канцлер Юй бежал в ночи с Вэй Ци;

Смерть в море — это гордость моряка,

Когда настигла весть: Тянь Хэн убит[328].

Жизнь мудреца всегда была горька,

Но на века не будет он забыт.

У Вас душа — она моей близка,

Так дайте мне хоть толику тепла,

Мир пуст и молчалив, моя тоска

Мне не дает прозреть свои пути.

Возьму свой меч, дорога далека,

Про дом родной мне ветер шелестит.

755 г.

Ночую в доме бабушки Сюнь у горы Усун

Эту ночь я провел под горой

В тишине, пустоте и печали,

Тяжко в поле осенней порой,

Сжатый рис разбирают ночами,

За столом при полночной луне

Предложили овсяную кашу…

Застыдился я — вспомнилась мне

Та голодная, мывшая пряжу[329].

755 г.

На горе Усун в Наньлине прощаюсь с седьмым сыном [330] бабушки Сюнь

Вы — Сюнь, который на Иншуй живал[331],

Отважный Сюй с иншуйских берегов[332],

Придворный летописец бы назвал