Стихи - [5]

Когда в тишину кабинетов

ее увлекали дела, —

сама революция это

по каменным лестницам шла.

Такие на резких плакатах

печатались в наши года

прямые черты делегаток,

молчащие лица труда.

1945

Кремлевские ели

Это кто-то придумал

счастливо,

что на Красную площадь

привез

не плакучее

празднество ивы

и не легкую сказку

берез.

Пусть кремлевские

темные ели

тихо-тихо

стоят на заре,

островерхие

дети метели —

наша память

о том январе.

Нам сродни

их простое убранство,

молчаливая

их красота,

и суровых ветвей

постоянство,

и сибирских стволов

прямота.

1945

Земля

Тихо прожил я жизнь человечью:

ни бурана, ни шторма не знал,

по волнам океана не плавал,

в облаках и во сне не летал.

Но зато, словно юность вторую,

полюбил я в просторном краю

эту черную землю сырую,

эту милую землю мою.

Для нее, ничего не жалея,

я лишался покоя и сна,

стали руки большие темнее,

но зато посветлела она.

Чтоб ее не кручинились кручи

и глядела она веселей,

я возил ее в тачке скрипучей

так, как женщины возят детей.

Я себя признаю виноватым,

но прощенья не требую в том,

что ее подымал я лопатой

и валил на колени кайлом.

Ведь и сам я, от счастья бледнея,

зажимая гранату свою,

в полный рост поднимался над нею

и, простреленный, падал в бою.

Ты дала мне вершину и бездну,

подарила свою широту.

Стал я сильным, как терн, и

   железным —

даже окиси привкус во рту.

Даже жесткие эти морщины,

что по лбу и по щекам прошли,

как отцовские руки у сына,

по наследству я взял у земли.

Человек с голубыми глазами,

не стыжусь и не радуюсь я,

что осталась земля под ногтями

и под сердцем осталась земля.

Ты мне небом и волнами стала,

колыбель и последний приют…

Видно, значишь ты в жизни

   немало,

если жизнь за тебя отдают.

1945

«Там, где звезды светятся в тумане…»

Там, где звезды светятся в тумане,

мерным шагом ходят марсиане.

На холмах монашеского цвету

ни травы и ни деревьев нету.

Серп не жнет, подкова не куется,

песня в тишине не раздается.

Нет у них ни счастья, ни тревоги —

все отвергли маленькие боги.

И глядят со скукой марсиане

на туман и звезды мирозданья.

…Сколько раз, на эти глядя дали,

о величье мы с тобой мечтали!

Сколько раз стояли мы смиренно

перед грозным заревом вселенной!

…У костров солдатского привала

нас иное пламя озаряло.

На морозе, затаив дыханье,

выпили мы чашу испытанья.

Молча братья умирали в ротах.

Пели школьницы на эшафотах.

И решили пехотинцы наши

вдоволь выпить из победной чаши.

Было марша нашего начало

как начало горного обвала.

Пыль клубилась. Пенились потоки.

Трубачи трубили, как пророки.

И солдаты медленно, как судьи,

наводили тяжкие орудья.

Дым сраженья и труба возмездья.

На фуражках алые созвездья.

…Спят поля, засеянные хлебом.

Звезды тихо освещают небо.

В темноте над братскою могилой

пять лучей звезда распространила.

Звезды полуночные России.

Звездочки армейские родные.

…Телескопов точное мерцанье

мне сегодня чудится вдали:

словно дети, смотрят марсиане

на Великих Жителей Земли.

1946

Милые красавицы России

В буре электрического света

умирает юная Джульетта.

Праздничные ярусы и ложи

голосок Офелии тревожит.

В золотых и темно-синих блестках

Золушка танцует на подмостках.

Наши сестры в полутемном зале,

мы о вас еще не написали.

В блиндажах подземных, а не в

   сказке

наши жены примеряли каски.

Не в садах Перро, а на Урале

вы золою землю удобряли.

На носилках длинных под навесом

умирали русские принцессы.

Возле, в государственной печали,

тихо пулеметчики стояли.

Сняли вы бушлаты и шинели,

старенькие туфельки надели.

Мы еще оденем вас шелками,

плечи вам согреем соболями.

Мы построим вам дворцы большие,

милые красавицы России.

Мы о вас напишем сочиненья,

полные любви и удивленья.

1946

Мое поколение

Нам время не даром дается.

Мы трудно и гордо живем.

И слово трудом достается,

и слава добыта трудом.

Своей безусловною властью

от имени сверстников всех

я проклял дешевое счастье

и легкий развеял успех.

Я строил окопы и доты,

железо и камень тесал,

и сам я от этой работы

железным и каменным стал.

Меня — понимаете сами —

чернильным пером не убить,

двумя не прикончить штыками

и бомбою с ног не свалить.

Я стал не большим, а огромным —

попробуй тягаться со мной!

Как Башни Терпения, домны

стоят за моею спиной.

Я стал не большим, а великим.

Раздумье лежит на челе,

как утром небесные блики

на выпуклой голой земле.

Я начал — векам в назиданье —

на поле вчерашней войны

торжественный день созиданья,

строительный праздник страны.

1946

Два певца

Были давно

два певца у нас:

голос свирели

и трубный глас.

Хитро зрачок

голубой блестит —

всех одурманит

и всех прельстит.

Громко открыт

беспощадный рот —

всех отвоюет

и все сметет.

Весело в зале

гудят слова.

Свесилась

бедная голова.

Легкий шажок

и широкий шаг.

И над обоими

красный флаг.

…Беленький томик

лениво взять —

между страниц

золотая прядь.

Между прелестных

увядших строк

грустно лежит

голубой цветок.

Благоговея открыть

тома —

между обложками

свет и тьма.

Вихрь революции,

гул труда,

волны,

созвездия,

города.

…Все мы окончимся,

все уйдем

зимним

или весенним днем.

Но не хочу я

ни женских слез,

ни на виньетке

одних берез.

Бог моей жизни,

вручи мне медь,

дай мне веселие

прогреметь.

Дай мне отвагу,

трубу,

поход,

песней победной

наполни рот.

Посох пророческий

мне вручи,

слову и действию

научи.

1946

Аленушка

У моей двоюродной

сестрички

твердый шаг

и мягкие косички.