Стихи - [2]

Должен сказать, что писать автобиографию — дело нелегкое. Моя жизнь и моя литературная работа связана с десятками и сотнями людей и без них не мыслится. Но если я хоть бегло упомяну каждого, то получится целая повесть о времени и людях. Вероятно, когда-нибудь такая повесть будет написана, а пока следует ограничиться краткими сведениями о своем творческом пути.

Вслед за маленькой книжкой, вышедшей в библиотечке «Огонька» в 1932 году, ГИХЛ издал в том же году книгу моих стихотворений «Работа и любовь» под редакцией Василия Казина. Через два года меня приняли в Союз писателей. С тех пор прошло много лет, и я выпустил много книг, из которых самыми значительными считаю «Кремлевские ели» (1948) и «Разговор о главном» (1959). Крупных вещей у меня маловато. Пожалуй, вполне удалась только повесть в стихах «Строгая любовь», написанная в начале пятидесятых годов.

Несколько лет я работал в редакциях газет, был репортером, заведующим отделом и секретарем редакции. Я писал хроникерские заметки и фельетоны, передовые статьи и подписи под карикатурами.

Мне приходилось и приходится сейчас заниматься с молодыми поэтами и редактировать их первые подборки стихов, первые книжки. Помня о том, как много помогли мне в развитии литературного вкуса, в ощущении точности слова старшие поэты, я — в меру своих сил — стараюсь помогать талантливой молодежи и чувствую немалое удовлетворение, встречая все новые имена в журналах и на обложках первых сборничков, таких же тоненьких, какими начинали поэты моего поколения.

Тема молодежи, тема рабочего класса до сих пор остается главной, преобладающей темой моей литературной работы. Мои стихи совершенно не годятся для литературных салонов и не рассчитаны на любителей изысканных пустяков, потому что я нарочито отвергаю ложные поэтические красивости и стремлюсь к точности, к строгому лаконизму. Но наши читатели люди такого рода, каждый из которых в моем понимании стоит десяти. Недавно, в День поэзии, по традиции стоя за прилавком книжного магазина, я надписывал свои книги, приобретенные читателями. У каждого спрашивал: кто он, где работает. С радостью и гордостью я слышал такие ответы: завод «Красный пролетарий», Второй часовой завод, стройуправление, воинская часть, рабочий, техник, инженер, доктор, студент. Что и говорить, приятно вызвать интерес такого читателя. Приятно знать, что хоть отчасти удовлетворил этот интерес. Но и необходимо ощущать, что сделано еще маловато, что тебя ожидает большая работа.

Если в детстве я сочинял стихи, то теперь никогда и нисколько не сочиняю, а пишу их, работаю над ними. За каждым из моих стихотворений стоит тот или иной человек, то или иное событие, участником которого я был. Сама жизнь наполнена большой и малой поэзией, и назначение поэта заключается в том, чтобы увидать эту поэзию жизни и талантливо и достоверно занести ее на свои страницы.

Когда в моих книгах появились стихи, посвященные Узбекистану, то это означало, что я ездил по этой республике. Стихотворения о комсомольцах, отправившихся на стройку Братской электростанции, родились на свет только потому, что я ехал туда с первыми добровольцами Москвы, в первом эшелоне. Мне пришлось много путешествовать по стране, видеть немало трогательного, прекрасного, грандиозного. Каждая из этих поездок обогащала меня как человека и кол поэта. Вот и сейчас, вернувшись из Северной Осетии, где я впервые увидал прославленный Терек и пахнущее серой Садонское ущелье, я уже собираюсь в дорогу, чтобы узнать новые края и написать новые стихотворения.

Ярослав Смеляков

Ноябрь 1960 г.

Стихи

Любовь

Последние звезды бродят

над опустевшим сквером.

Веселые пешеходы

стучатся в чужие двери.

А в цехе над пятилеткой

склонилась ночная смена,

к нам в окна влетает запах

отряхивающейся сирени.

А в Бауманском районе

под ржавым железом крыши,

за смутным окном, закрытым

на восемь крючков и задвижек,

За плотной и пыльной шторой

на монументальной кровати

любимая спит. И губы

беспомощно шевелятся.

А рядом храпит мужчина,

наполненный сытой кровью.

Из губ его вылетает

хрустящий дымок здоровья.

Он здесь полновластный хозяин.

Он знает дела и деньги.

Это его кушетка

присела на четвереньки.

Он сам вечерами любит

смотреть на стенные портреты,

и зеркало это привыкло

к хозяйскому туалету.

Из этого в пианино

натянутого пространства

он сам иногда извлекает

воинственные романсы.

И женщину эту, что рядом

лежит, полыхая зноем,

он спас от голодной смерти

и сделал своею женою.

Он спеленал ее ноги

юбками и чулками.

Она не умеет двигать

шелковыми руками.

Она до его прихода

читает, скучает, плачет.

Он водит ее в рестораны

и на футбольные матчи.

А женщина спит, и губы

подрагивают бестолково,

из шороха и движенья

едва прорастает слово,

которым меня крестили

в патриархальную осень,

которое я таскаю

уже девятнадцать весен.

Я слышу. Моя бригада

склонилась над пятилеткой,

и между станками бродит

волнующий луч рассвета.

Я слышу. И хоть мне грустно,

но мне неповадно ныть.

Любимая! Я не смею

такую тебя любить.

Я знаю, что молодая,

не обгоняя меня,

страна моя вырастает,

делами своими звеня.

Я слышу, — не отставая

от темпа и от весны,

растет, поднимается, бьется