Стихи - [55]
У нас вообще сплошной лазарет. Болеют Варя, Петя и даже я. Но это материя скучная. Напишу о книге[47].
Во-первых, это, конечно, совершенно Ваш жанр, и никто из известных мне в наше время писателей не обладает лучшей «художественной памятью». Я думаю, что Вы не рассердитесь, — но у меня ощущение, что Вы пишете все прекраснее — свободнее. Хотелось бы, чтобы это продолжалось и максимальное число лиц было изображено Вами с той же мерой личного переживания и с доброжелательной беспощадностью — так, как написана книга о Корнее Ивановиче. В других случаях, конечно, Вам будет легче. Здесь же внутренний драматизм проявляется весьма напряженно — драматическая коллизия между глубоко личным и совершенно естественным чувствованием и между ви’дением другого плана. Вы написали человека высоко талантливого, размашистого, темпераментного, эгоцентрического — «веселого тирана», как сказала Галя.
Уникальность и обаяние этой личности написаны очень ярко и, как говорят критики, — «художественно убедительно». Мне показалось, однако, что одних психологических обоснований мало. Времена отражались в характере Корнея Ивановича, как мне кажется, с еще большей силой, чем его детская судьба. Он ведь не только «мстил детству», но и, по-своему, «мстил времени». И даже в чем-то отомстил. Вы, наверное, не ставили перед собой такой задачи, но хотелось бы яснее увидеть в особенности Корнея Ивановича еще и признаки поколения — последнего поколения русских писателей, переживших все сломы нашего времени, но сохранивших при этом нечто от высокой культуры общественного мироощущения.
Это главное, о чем хочется поговорить с Вами. Надеюсь, что вскоре увидимся.
Буду звонить Люше к концу этой недели.
Галя кланяется и обещается изложить свои впечатления о книге лично.
Простите за краткость изложения. Трудно собрать мысли.
Верный Вам
Д.
6. Д.С. Самойлов — Л.К. Чуковской
2 октября 1972"
Дорогая и очень любимая Лидия Корнеевна!
Способность исчезать — одна из лучших моих способностей, и означает она только одно (или два) — мое легкомыслие и интерес к процессу жизни, т. е. отсутствие интереса к тому, что было вчера. Вы, конечно, понимаете, о чем идет речь. Жена моя, Галина Ивановна, постоянно упрекает меня, что я, дескать, не дописал то, что уже написал. А мне неохота. Я настолько не умею служить, что не умею служить даже великому человеку. Уверен, что Вы простите меня.
Слышал, что Вы продолжили записки об Анне Андреевне. Самое главное мое устремление — увидеть Вас (и Галино).
Не презирайте меня.
Ваш Д.
Сообщите, когда и как можно Вас увидеть?
7. Л.К. Чуковская — Д.С. Самойлову
2 февраля 1973
Дорогой Давид Самойлович.
В страхе Божьем надо бы пребывать не Вам, а Сарре[48]. Я строго-настрого запретила выпрашивать у Вас для меня книгу[49]; я досадовала только, что вовремя не записалась в Лавке, понадеявшись на Ваше обещание (вот уже лет 35, как я дожила до седых волос, а до сих пор все еще верю каждому слову каждого человека, обращенному ко мне)… Сарре достались от меня колотушки, а Вам причитается одна лишь глубокая благодарность.
«Постепенно становится мной» — стихи Ваши давно уже стали мной, и я, перелистывая книгу, вспоминаю не только их, а где, когда, от кого, при ком услышали звук. Вот этот. И вот тот.
«Сороковые, роковые» — это мне прочитал Копелев, еще безбородый, у ворот переделкинского дома. «И внезапно запел эшелон» — это я привезла Корнею Ивановичу из города «Новый Мир» и прочла ему вслух, на балконе, а потом он мне, а потом опять я ему. «Рубежи» — это я читала А[нне] А[ндреев]не на Ордынке. А «Старика Державина» Вы сами читали ей при мне на Садовой, у Ники[50].
А куда подевалась «Откуда музыка у нас»? А «Одна зима звалася Анна»? А где «Наташа Ростова»? И еще «О много ли надо земли»?
Водятся ли в Вашей книге стихи, к которым я равнодушна, которые никогда не станут мной? Водятся, но в очень малом числе. Например, «Семен Андреич».
Осетрова я читать не стала — некогда — и только подумала: заметили ли Вы, что слово «обычный» вытесняет из языка слово «обыкновенный»? Я уже давно заметила, но не понимаю, почему это так.
Теперь буду читать все забытое или незнакомое каждый день по одному стихотворению. Очень трудный шрифт.
Спасибо Вам. Гале и Вашей маме и малолетним привет. Надеюсь, грипп миновал всех.
Жму руку.
ЛЧ
2/II 73
А услышала я Ваше имя впервые, помнится, от С.Я.[51] в тот день, как он писал для Вас рекомендацию в Союз. А потом — от Е.С. Ласкиной[52].
8. Д.С. Самойлов — Л.К. Чуковской
27 июля 1973"
Дорогая Лидия Корнеевна!
Во первых строках сообщаю Вам, что моя супруга Галина Ивановна 19 июля поутру разрешилась младенцем Павлом, судя по имени — мужского пола. Все время с нашей последней встречи я был занят сперва — болезнью Петьки (скарлатина), потом — ожиданием и переживанием Павла, к счастью, это совпало с творческим кризисом. Итак, моя Петропавловская крепость достроена.
Как себя чувствует Люша? Передайте ей в утешение, что когда меня так же тряхнуло, в моих мозгах что-то стало на место[53]. Ей-богу!
Спасибо, Лидия Корнеевна, за окулистические советы, за линзу и фломастеры. Я добыл их еще с десяток и теперь могу читать то, что сам написал. Никогда раньше не думал, что это такое замечательное занятие.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В конце 1960-х годов, на пороге своего пятидесятилетия Давид Самойлов (1920–1990) обратился к прозе. Работа над заветной книгой продолжалась до смерти поэта. В «Памятных записках» воспоминания о детстве, отрочестве, юности, годах войны и страшном послевоенном семилетии органично соединились с размышлениями о новейшей истории, путях России и русской интеллигенции, судьбе и назначении литературы в ХХ веке. Среди героев книги «последние гении» (Николай Заболоцкий, Борис Пастернак, Анна Ахматова), старшие современники Самойлова (Мария Петровых, Илья Сельвинский, Леонид Мартынов), его ближайшие друзья-сверстники, погибшие на Великой Отечественной войне (Михаил Кульчицкий, Павел Коган) и выбравшие разные дороги во второй половине века (Борис Слуцкий, Николай Глазков, Сергей Наровчатов)
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга «Давид Самойлов. Мемуары. Переписка. Эссе» продолжает серию изданных «Временем» книг выдающегося русского поэта и мыслителя, 100-летие со дня рождения которого отмечается в 2020 году («Поденные записи» в двух томах, «Памятные записки», «Книга о русской рифме», «Поэмы», «Мне выпало всё», «Счастье ремесла», «Из детства»). Как отмечает во вступительной статье Андрей Немзер, «глубокая внутренняя сосредоточенность истинного поэта не мешает его открытости миру, но прямо ее подразумевает». Самойлов находился в постоянном диалоге с современниками.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Уже много лет ведутся споры: был ли сибирский старец Федор Кузмич императором Александром I... Александр "Струфиана" погружен в тяжелые раздумья о политике, будущем страны, недостойных наследниках и набравших силу бунтовщиках, он чувствует собственную вину, не знает, что делать, и мечтает об уходе, на который не может решиться (легенду о Федоре Кузьмиче в семидесятые не смаковал только ленивый - Самойлов ее элегантно высмеял). Тут-то и приходит избавление - не за что-то, а просто так. Давид Самойлов в этой поэме дал свою версию событий: царя похитили инопланетяне. Да-да, прилетели пришельцы и случайно уволокли в поднебесье венценосного меланхолика - просто уставшего человека.