Стихи - [36]

Шрифт
Интервал

К а б а т ч и к

                Там у дверей
Вас некий спрашивал вельможа…

Д о н — Ж у а н

Кто он? Впустить его!

(Входит Мефистофель)

М е ф и с т о ф е л ь

                    О боже!
Вы пышны, как архиерей!

Д о н — Ж у а н

Синьор! Оставьте эти шутки!
Я не терплю их.

М е ф и с т о ф е л ь

                 Две минутки!
Я — черт и шутка мне мила.
Ну, как идут у вас дела?

Д о н — Ж у а н

(мрачно)

Все хорошо. Пусты карманы,
Как мой желудок, а живот
Пуст, как карман.

М е ф и с т о ф е л ь

                А как живет
Вдова, святая Донна Анна!

Д о н — Ж у а н

Она закрыла мне кредит.

М е ф и с т о ф е л ь

Будь нищ — апостол говорит.
Ступайте, милый, в францисканцы.

Д о н — Ж у а н

Без шуток!

М е ф и с т о ф е л ь

         Шутка мне мила.
А впрочем, сядем у стола
И к делу. Мне нужны испанцы,
А вам богатая вдова!

Д о н — Ж у а н

(оживляясь)

Клянусь душой — вы голова,
Проклятье…

М е ф и с т о ф е л ь

Бросим комплименты.
Довольны все мои клиенты.
Вдову на душу. Раз и два.

Д о н — Ж у а н

Так по рукам!

М е ф и с т о ф е л ь

           Вдова в Одессе.
Спешите. Поезд ровно в десять.

ЗАНАВЕС

СЦЕНА II

У вдовы. Жуан развалился на кушетке

Д о н — Ж у а н

Мне скучен этот анекдот.
Вот я богат и сыт. Но так ли
Дышалось мне! Как будто в пакле
И грудь, и глотка, и живот.
Сам черт меня не разберет.
И здесь все то ж. Интрижки, вздохи,
Балконы, занавески, блохи
И куча приставных грудей.
Мне надоело у людей.
Я пленник здесь. Я раб комфорта.
И где гитара, где кинжал?
Как хлам закинуты в подвал
И с ними рваная ботфорта…
Но к дьяволу! Как прежде Дант —
Я в ад сойду. Приди, Вергилий!
Пусть плачут на моей могиле,
Пусть мечутся!..

М е ф и с т о ф е л ь

(Внезапно появляясь, одетый евреем)

        Ах, комедьянт!

Д о н — Ж у а н

Кто это?

М е ф и с т о ф е л ь

Здесь ли вы, Жуан?

Д о н — Ж у а н

Кто это?

М е ф и с т о ф е л ь

       Это мы.

Д о н — Ж у а н

       Ужели?
О черт! Вы очень постарели.
И лапсердак… Ах, интриган!
Зачем вы сделались евреем?

М е ф и с т о ф е л ь

(философически)

Бродя по разным эмпиреям
И видя множество людей,
Я понял: черт и иудей
Одно и то же… Но успеем
Об этом вдоволь поболтать…

Д о н — Ж у а н

Я должен прямо вам сказать,
Что вами злостно был проведен.
Ведь баба — в бок ей сто обеден —
Меня с ума свела. Грязна,
Глупа, толста, нежна, она…
Я был свободен, хоть и беден.

М е ф и с т о ф е л ь

Забудем эти пустяки.
Пора пришла. И я за вами
Пришел, как говорится в драме.
Не пробуйте идти в штыки.
Пора. Пора. Рога трубят.

Д о н — Ж у а н

(легкомысленно)

С тобой хоть в бездну.

М е ф и с т о ф е л ь

(потирая руки)

                  Очень рад.

(Исчезают.)

ЗАНАВЕС

СЦЕНА III

Ад. Черти и грешники

М е ф и с т о ф е л ь

Вот мы на месте.

Д о н — Ж у а н

                  Воздух спертый.

(Чертям)

Эй вы! Не мазать мне ботфорты.
Бедняжки! Жарко им в котлах.
А там — кого я вижу. Ах!
Так вот где нынче Донна Анна!

В е л ь з е в у л

(басом)

Подайте мне сюда Жуана.

(Дон-Жуана подводят к нему.)

Грешил?

Д о н — Ж у а н

                            Грешил.

В е л ь з е в у л

                       Писал стихи?

Д о н — Ж у а н

Писал.

В е л ь з е в у л

Любил ли Пастернака?

Д о н — Ж у а н

Любил, и очень, но однако…

В е л ь з е в у л

Без оправданий! Есть грехи.
Как формалиста, в вечный пламень.

Д о н — Ж у а н

Я б поболтал охотно с вами
На эту тему. Но, увы,
Меня в огонь послали вы,
И ум мой не вполне свободен.

М е ф и с т о ф е л ь

(подобострастно)

Так как решенье? Годен?

В е л ь з е в у л

                            Годен.

(Жуана уводят гореть в вечном огне)

ТАНГО ЧЕРТЕЙ

Маленькому чертику понравилась блудница.
О-ля-ля!
Чертик, чертик, в грешницу не должен ты
                                    влюбиться,
О-ля-ля
Маленький, лохматый ухватил ее за талию
                                     так нежно
И танцует танго безмятежно.
Дунь-плюнь, разотри,
Копытцами цок-цок.
Дунь-дунь-дунь-дунь —
Пойдем в лесок-сок.
Маленький чертик, уронил ты сковородку,
О-ля-ля!
Из кастрюли выпустил ты грешную красотку.
О-ля-ля!
Маленький, лохматый ухватил и т. д.
Рог в бок, в потолок,
Копытцами чок-чок.
Из лесу выходит Пан,
Под пеньками мох-мох.
Чертик, чертик бедненький, зачем ты чистишь
                                            рожки?
О-ля-ля!
И блуднице хвостиком обмахиваешь ножки?
О-ля-ля!
Маленький, лохматый ухватил и т. д.

(Вбегает черт)

Ч е р т

Беда! Беда! Жуан в аду
Дебош устроил. Сел в жаровню,
Кричит: «Не так! Поставьте ровно!
Кладите дров, не то уйду!
Побольше масла! Жарьте шибче!
Я знаю, на мои ошибки
В самом аду не хватит дров».
Мы жжем.

В е л ь з е в у л

             А он?

Ч е р т

                    Вполне здоров.
Кричит: «Шпана! Сажайте вилы
Вот в этот бок. Когда любила
Меня мадам де Попурри,
Мне было жарче, черт дери!
Побольше масла, чтоб, как пончик,
Я был поджарен, как гренок,
Был жирен! Больше дров у ног!»
Нам с ним вовеки не покончить.
Влюбил окрестных дам и дев.
Мигает им, рукою машет.
Знакомых встретил, пьет из чаши
Он олово и, захмелев,
Кричит, что хуже пил он зелье,
Что знал и худшие постели…
Мы утомились, не сумев
С ним сладить.

В е л ь з е в у л

Привести Жуана!

(Все это в высшей мере странно!)

(Входит Жуан)

Д о н — Ж у а н

Я здесь. Кто звал меня?

В е л ь з е в у л

                          До нас
Дошли такого рода слухи:
Что шлюхи все и потаскухи
Тобой совращены. И раз

Еще от автора Давид Самойлович Самойлов
Цыгановы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Памятные записки

В конце 1960-х годов, на пороге своего пятидесятилетия Давид Самойлов (1920–1990) обратился к прозе. Работа над заветной книгой продолжалась до смерти поэта. В «Памятных записках» воспоминания о детстве, отрочестве, юности, годах войны и страшном послевоенном семилетии органично соединились с размышлениями о новейшей истории, путях России и русской интеллигенции, судьбе и назначении литературы в ХХ веке. Среди героев книги «последние гении» (Николай Заболоцкий, Борис Пастернак, Анна Ахматова), старшие современники Самойлова (Мария Петровых, Илья Сельвинский, Леонид Мартынов), его ближайшие друзья-сверстники, погибшие на Великой Отечественной войне (Михаил Кульчицкий, Павел Коган) и выбравшие разные дороги во второй половине века (Борис Слуцкий, Николай Глазков, Сергей Наровчатов)


Мемуары. Переписка. Эссе

Книга «Давид Самойлов. Мемуары. Переписка. Эссе» продолжает серию изданных «Временем» книг выдающегося русского поэта и мыслителя, 100-летие со дня рождения которого отмечается в 2020 году («Поденные записи» в двух томах, «Памятные записки», «Книга о русской рифме», «Поэмы», «Мне выпало всё», «Счастье ремесла», «Из детства»). Как отмечает во вступительной статье Андрей Немзер, «глубокая внутренняя сосредоточенность истинного поэта не мешает его открытости миру, но прямо ее подразумевает». Самойлов находился в постоянном диалоге с современниками.


Избранное

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Стихотворение

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Струфиан

Уже много лет ведутся споры: был ли сибирский старец Федор Кузмич императором Александром I... Александр "Струфиана" погружен в тяжелые раздумья о политике, будущем страны, недостойных наследниках и набравших силу бунтовщиках, он чувствует собственную вину, не знает, что делать, и мечтает об уходе, на который не может решиться (легенду о Федоре Кузьмиче в семидесятые не смаковал только ленивый - Самойлов ее элегантно высмеял). Тут-то и приходит избавление - не за что-то, а просто так. Давид Самойлов в этой поэме дал свою версию событий: царя похитили инопланетяне.  Да-да, прилетели пришельцы и случайно уволокли в поднебесье венценосного меланхолика - просто уставшего человека.