Стихи - [6]

свет, Изнутри лучил он пламень, блеском был одет. Этот камень положила дева на ладонь, Ожерелье распустила. Яркий, как огонь, Самоцвет в нем отыскала, первому во всем Равный, блещущий во мраке солнечным лучом; Третьего не подобрать к ним, их не подменить: На одну их нанизала золотую нить. И послала перлы морю иль - сказать верней Солнцу отдала Плеяды в щедрости своей. И когда на них разумный взоры обратил, Самоцвет от самоцвета он не отличил. Дать себе он голубую бусину велел, С самоцветами на нитку бусину надел. Воротил их той, что с пери спорит красотой. Та же - бусину на нитке видя золотой Сладко рассмеялась, губок распечатав лалы, Бусину на ожерелье тут же навязала, Самоцветы в уши вдела и отцу сказала: "Встань, отец, и делай дело, - спор я проиграла! Но я рада, ибо рада счастью своему. Вижу: счастье дружелюбно мне, как моему Ныне избранному другу. Вижу: по уму И красе нет в целом мире равного ему. Мудры мы, и с нами дружат мудрые умы; Но его познанья выше, чем достигли мы". Падишах был околдован медом слов ее И сказал: "О ты! ты - ангел, детище мое! Слышал я твои вопросы и ответ на них, Но молчанья покрывало скрыло лица их. По порядку, друг за другом, я прошу открыть, Что безмолвные беседы те могли таить". Вскормленная в поклоненьях, в холе, в неге сладкой, Складки занавеса тайны над своей загадкой Приоткрыла, отвечала: "Я с ушей сняла Перлы и вопрос свой первый ими задала Две жемчужины послала я ему сначала: "Жизнь - два дня лишь! Понимаешь?" - я ему сказала. К двум моим он три прибавил. Это говорит: Если даже пять - так тоже быстро пролетит. Я растерла и смешала сахар с жемчугом, И в ответ ему послала сахар с жемчугом. Пыль жемчужная, что с пылью сахарной смесилась, Означает жизнь, что сильной страстью омрачилась, Оторвать их друг от друга, разлучить нельзя, Ни заклятьем, ни наукой отделить нельзя. В чашу молока тогда он всыпал эту смесь, И на дно тяжелый жемчуг опустился весь. И растаял легкий сахар в чаше молока. И была ему загадка трудная легка. А как молоко из чаши этой испивала, Я себя грудным дитятей перед ним признала. А когда ему в ответ я перстень отослала, Тем на брак со мной согласье витязю давала. Самоцвет мне дав бесценный, он хотел сказать, Что ему во всей вселенной пары не сыскать. Я вернула вместе с первым равный самоцвет. "Видишь, мы с тобою пара", - мой гласил ответ. К самоцветам этим третий подбирать он стал, Третьего ж на белом свете он не отыскал. И тогда он голубую бусину достал, Против сглаза на златую нитку навязал. И украсилась я тою светлой бирюзой, Пред его клонилась волей, словно пред судьбой. На моей сокровищнице вещая печать, Бусина любви да будет грудь мне украшать! Для него, за то, что пять он кладов мог узнать, Музыку царей могла бы я пять раз сыграть". Шах, увидев, что объезжен конь и укрощен, Что под плетью сыромятной выровнялся он, По обрядам брачных празднеств тут же поутру Приготовил все, рассыпал сахар на пиру. Как звезду Зухрэ Сухейлю, отдал дочь свою. Пир устроил несказанный, как пиры в раю. Благовоньями в чертоге пол осыпан был. Там он кипарис и розу рядом посадил. Вот последний гость покинул падишахский дом. Витязь наконец остался с милою вдвоем. И когда искавший лалы россыпей достиг, Умирал и воскресал он в свой предсмертный миг. Целовал в ланиты, в губы он стократ ее, Он покусывал то финик, то гранат ее. Совладал алмаз прекрасный с перлом красоты. Сокол сел на грудь фазану, павши с высоты. Талисман свой он увидел на ее запястьи И любовь в ее нарциссах, опьяненных страстью... Жил он с ней в любви и счастьи, лучших не просил. Красные, как щеки милой, платья он носил, Ибо в первый день успеха, в белый день надежды. Предзнаменованьем выбрал красные одежды. Ибо тою краснотою он рассеял мрак, Он всегда имел убранство красное, что мак. "Шах в багряных бармах" - был он прозван потому, Что в багряном цвете радость выпала ему. Красный цвет красою блещет, коей в прочих нет, Этим лал ценней алмаза - алый самоцвет. Золото "червонной серой" называешь ты; Нет у золота одежды лучше красноты. Кровь, с душою связанная, оттого красна, Что тонка, легка в полете, как душа, она. Если красоты телесной в мире ищешь ты, Помни: розы щек - основа всякой красоты. Роза лучшая не будет ханшею садов, Если нет у ней горящих кровью лепестков!" А когда рассказ царевна кончила чудесный, Словно россыпь роз, зарею вспыхнул мрак небесный. И лицо Бехрама в этом блеске алых роз Стало красным, с ароматным сходно соком лоз. Он к славянской красной розе руку протянул, Обнял стан ее и в неге близ нее уснул.

РУМИЙСКАЯ КРАСАВИЦА

Лишь сандаловый с рассветом взвился прах, В цвет сандаловый облекся утром шах, И из башни бирюзовой наконец Он направился в сандаловый дворец. Там красавицей румийскою вино, Словно гурией, ему поднесено, И пока не стало на небе темно Веселило сердце шахское оно. Только сфера цвета кохля, встав из океана, Перлами наполнила пасть Левиафана, Ту, которая в прекрасном Руме расцвела, Попросил Бехрам, чтоб с сердца пыль она смела. Юная княжна морщинки согнала с чела И из финика источник сладкий извлекла. Молвила: "О! дух вселенной жив душой твоей! Ты из падишахов высший, сильный царь царей! Больше, чем песка в пустыне и воды в морях, Дней счастливых милой жизни - да получит шах! Ты, как солнце, свет даруешь, троны раздаешь. Я боюсь, что для рассказа слог мой нехорош. Все же, если сердцу шаха надобна утеха И шафрана съесть сегодня хочет он для смеха, Я раскрою свиток - пусть он писан вкривь и вкось, Может быть, развеселится мой прекрасный гость. Может быть, ему по вкусу быль моя придется, И запомнится, и в сердце долго не сотрется". Завершила славословье юная луна, И поцеловала руку шахову она.