Стихи. Мелодии. Поэмы - [11]

Спящему во хмелю

Есть путь, а ноги не идут:

Похоже, что пьяны мы.

Есть рот, а трудно говорить:

Не это ль значит — спать?

В камнях заснувшему спьяна

Понятно господину

То, что десятки тысяч лет

Никто не мог понять!

Возвращаясь в город Исин, написал в память о Западном Храме среди бамбука

Это тело — истлело.

В делах — истощился я весь.

Ныне ж — год урожайный,

Становятся явью мечты!

Возвращаясь из храма,

Я услышал хорошую весть,

И со мной веселились

Даже птицы и даже цветы!

Провожаю Чжу Шоу-чана, отправляющегося в край Шу

I

Все плывут и плывут

Облака, бороздя небосвод,

И, красуясь-светясь,

Бровь луны между ними плывет.

Вслед за мной облака

Устремятся на северо-запад,

Освещая меня,

Луч луны никогда не умрет.

II

Если я затеряюсь,

Окутанный пылью земной,

Облака в небесах

Путь подскажут, проплыв надо мной,

А потом окажусь

Среди рек и озер полноводных,

Вся одежда моя

Пропитается светлой луной.

III

Над горами — квадрат:

Это неба кусок в вышине.

И уж нет облаков,

И луна от меня в стороне.

Распрощавшись со мной.

Он ушел и в горах чуть заметен,

Но на друга смотреть

Ни ему не наскучит, ни мне.

Надпись к картине с изображением сороки на покрытой снегом крыше

В то, что нет достоянья

Дороже таланта, — мы верим.

Но легко ли с талантом

Безвестность, нужду одолеть?

На картине я вижу

Лес в снегу, и заснеженный терем,

И сороку на крыше, —

Крылья есть — что же ей не взлететь?

Пишу на рифмы стихотворения «Вздыхаю и снова вздыхаю…», написанного больным Гуань Цзы-мэем

В сто чи высотою сосна

Над берегом грустно поникла…

И Ваша душа, господин,

В сей образ, конечно, проникла.

Но корни рождаются вновь,

Хоть в инее чахлые ветви:

Обильный не кончился дождь,

Не стихли мятежные ветры!

Снова пишу о возвращении нa север

Здесь — весенние ливни,

Там — осень накинула иней.

Длинен путь из-за моря,

Но лучшего помысла нет:

Сети-путы порвав,

Я взмахнул бы крылами своими

И помчался б на север,

Облакам уходящим вослед…

По наитию

Голову мою весенний ветер

Инеем припудрил-запушил.

Так спокойно мне на мягком ложе

Поболеть, не видя ни души.

И, поняв, сколь сладок-безмятежен

Сон у господина в добрый час,

Колокол в начале пятой стражи

Обошел даос на этот раз…

Цветы мэйхуа

Боятся загрустить и долго спят.

Бутоны распускаются лениво.

Страшатся быть холодными весной, —

Не для поры цветенья — скучный вид.

Но тщетно притворяются они

Не мэйхуа, а персиком игривым,

Не скрыть им снег, упавший на листву,

Цветы холодный иней серебрит.

Известно мне: когда на сердце лед,

Душа весну понять уже не может.

Окрасилась румянцем от вина

Нефритовая белая щека.

Не знал поэт природы мэйхуа

И зря себя надеждою тревожит:

Ведь зеленью холодною цветы

Согреть не могут сердце старика!

В Даньэр

I

Полупьян-полутрезв,

У крестьян спросил: «Что со мной?»

Заблудился и стал

По колючим травам плутать.

Но учуял я хлев —

И путь отыскал домой:

Дом — на запад от хлева,

А потом — на запад опять…

II

Постарел Дун-по, неуклюжим стал.

Что ни день — то новый недуг.

Борода жидка, голова бела, —

То не иней, а седина.

«Не дивитесь, что щеки мои горят, —

Я румян, но не так, как внук;

И когда смеюсь, то грущу, смеясь,

Потому что хлебнул вина!»

Вторю стихам Тао Юань-мина «Подражание древности»

Гость нежданный явился

И в ворота ко мне стучится.

Вот коня привязал он

К растущей у дома иве.

Во дворе моем пусто,

Разлетелись куда-то птицы,

И ворота закрыты,

И гость стоит сиротливо.

А хозяин за книгой

Заснул, на подушке лежа…

Мне во сне повстречался

Мой старинный, близкий приятель,

Только стук беспрерывный

Наконец-то меня встревожил,

Как от выпитой чарки —

Не осталось от сна ни капли!

Одеяло отбросив,

Вскочил, чтобы гостя встретить,

Стоя друг перед другом,

Смущены мы сначала были,

А потом, за беседой

О былом и нынешнем свете,

Я и мой собеседник,

Мы про знатность-чины забыли…

Он спросил: «Как случилось,

Что в этом живете крае?»

И ответил я гостю,

Что причины и сам не знаю!

Вторю стихотворению Тао Юань-мина «Довольно вина!»

В год дин чоу я был отправлен в ссылку на Хайнань, а брат Цзы-ю — в Лэйчжоу; в одиннадцатый день пятой луны встретились мы и вместе добрались до места его поселения, а в одиннадцатый день шестой луны расстались на берегу моря. Я в это время чувствовал себя больным, вздыхал и стонал, и Цзы-ю не спал по ночам. И вот я продекламировал стихотворение Тао Юань-мина «Довольно вина!», а затем и сам написал, вторя поэту, строки в дар Цзы-ю на прощание, а также в знак решения не пить вина.

Видно, время приходит —

Ведь ничто в этом мире не вечно!

Век бывает и длинным,

Но ему все же будет предел.

Мы с тобою, о брат мой,

Шли одною стезей человечьей

И в глуши, на чужбине,

В стороне оказались от дел…

И опять — как печально! —

Разлучает нас эта коляска,

Я умчусь в ней надолго,

Я и этот подросток — мой сын.

Рад, что в доме твоем

Есть супруга — забота и ласка,

Под моею же крышей

Будет светочем Будда один.

Мы в долине средь гор

Повстречались — и вновь расставанье!

Провели неразлучно

Последнюю нашу луну,

Мне еще предстоит

Пробираться на север Хайнаня,

Как-нибудь эту жизнь

Там, на острове, и дотяну…

Но себя убеждаю

Идти по стопам Юань-мина,

Сил, конечно, немного —

И все же пора прекратить…

Я от хмеля больной,

Мне во вред веселящие вина,

Но здоровье поправлю,

Если брошу немедленно пить!

Я стремился к Пути,