Стихи. Мелодии. Поэмы - [10]

Но это значит ли, что лень

Для собранности руководство?

И грубость с честной прямотой

На первый взгляд порою схожи,

Но разве можно утверждать,

Что в сути их — одно и то же?

Мой господин невозмутим

И славен прямотою гордой,

Он и спокоен, и учтив,

Уравновешенный и твердый.

А я — увы! Могу ли я

Таким же быть, как Вы, безгрешным?

Сравнившись с Вами, я кажусь

Перед самим собой потешным.

Я против общества не шел,

А если что-то и случилось,

Не я, а от меня оно

Ушло, чуждаясь — отрешилось!

И вот назойлив я и груб,

Как горлица в лесу суровом,

По лености я с рыбой схож,

Что спит под ледяным покровом.

И люди, зная блажь мою,

Смеются надо мной вседневно.

Сочувствуете Вы один

Глупцу в борьбе его плачевной.

А ведь и тот, кто прям всегда,

Случайно может оступиться,

И тот, кто тих-невозмутим,

Вдруг, негодуя, возмутится.

А то, что груб я и ленив, —

Болезнь, а не порок извечный,

Но ни лекарства, ни игла

Болезни этой не излечат!

Не удивляйтесь, господин,

Что слабое вино в бокале:

Его слезами я долил,

В нем размешал свои печали.

Кто знает, встретимся ли впредь?

До встречи ждать какого срока?

Боюсь, что будет одному

Без Вас мне очень одиноко.

Надеюсь только, что во сне

Увижу, представляя друга,

Как открывается пред ним

Моя убогая лачуга…

Вторя Ли Дао-юаню, посылаю Чжан Ши-миню

То, что Гуманность, то, что

                         Справедливость, —

И есть большой, величественный Путь.

То, что Стихи и Летопись событий, —

И есть огромный Памятник-судьба.

Одно не отделимо от другого,

Нельзя их извратить иль повернуть,

А главное, о чем они вещают,

То — на земле зеленые хлеба.

Пусть воронье кричит над дохлой крысой, —

В том крике алчность и тупая спесь,

А гордый лебедь воспарит повыше

И окунется тихо в облака…

О, буду весел — так, пожалуй, лучше,

Чем видеть мир таким, каков он есть,

И хорошо, что трезвость не приходит,

Вино в моем сосуде есть пока!

Горная деревня

I

Петухи и собаки кричат…

Дымка, дождь. Непроглядная мгла…

Жизнь дана — отчего ж, почему

Жить спокойно никак не могу?

Нас учили: продайте мечи,

А потом покупайте вола,

А иначе некстати весной

Птица пахарю крикнет: «Бугу!..»

II

Вот старик — семь десятков ему,

Серп за поясом — горы вдали.

Там нарежет корений и трав —

Прочих яств не имеет бедняк.

От мелодии «Шао» забыть

Вкус мясного когда-то могли —

А вот ныне, в теченье трех лун,

Соли вкус не припомним никак!

Сюцаю Ли Син-чжуну, дабы не спал он, захмелев

«Я хотел бы поспать, господа.

Уходите и вы на покой…»

Говорят, что в подобных словах —

Лишь наивность, а это не грех.

Но напиться и спать при гостях —

Очень скверен поступок такой,

И не прав даже сам Тао Цянь,

Напивавшийся ранее всех!

Монаху из Юйцяня

Говеть, мясное позабыв, —

Я не скажу, что мука,

Но под ногами почвы нет,

Когда не ешь бамбука.

Мясного если не вкушать —

Лишь сбросишь жир подкожный,

А если ты не ешь бамбук,

Ты — человек ничтожный.

Коль похудеешь, — не навек,

Толстеть хоть завтра волен,

А став ничтожным, человек

Неизлечимо болен.

Тут засмеется кто-нибудь,

Какой-нибудь прохожий:

Мол, вроде здраво рассудил

И вроде глупо тоже…

Коль есть, как он, один бамбук,

И так, как он, поститься,

То разве смогут процветать

Янчжоуские птицы?

Вторю рифмам Цзин-гуна

Верхом на осле добирался я долго

И вот на пустынном холме оказался.

И вспомнил, как встретились мы

                              с господином,

Когда он с недугом на время расстался.

Тогда уговаривал он, чтоб купил я

Три му по соседству и здесь поселился…

Десятый уж год незаметно проходит,

Как он с этой жизнью навеки простился.

Посылаю из тюрьмы брату Цзы-ю

Свят и чист наш Владыка — воплощенье

                               Небес,

Он творит Добродетель, всех тварей любя.

Я ж, ничтожный чиновник, поистине

                               глуп,

Я — заблудший во тьме, потерявший себя!

Ста бы лет не хватило такому, как я,

Чтобы выплатить людям неотданный долг,

А сиротам моим — десять брошенных

                               ртов —

Без тебя кто бы стать попечителем мог?

Пусть на темной горе, в месте самом

                               глухом

Погребенье мое без почета свершат,

Пусть годами по длинным, дождливым

                               ночам,

Одинокая, стонет и плачет душа…

Пусть все это и так, — верю я, господин,

В новой жизни мы братьями будем опять,

Ибо узами братства мы так скреплены,

Что не в силах никто и ничто их порвать!

Выйдя из тюремных ворот

I

Прошло сто дней — немалый срок,

Как вовремя пришла весна!

Уже кончалась жизнь — и что ж?

Я рад, что вновь она полна!

Я вышел из ворот тюрьмы,

И ветер мне лицо обжег,

Я вижу всадников лихих

И слышу звонкий крик сорок.

Я перед чаркой осознал,

Что сон прошел, что жизнь со мной,

И в кисть, что пишет этот стих,

Опять вселился дух святой!

Какая б ни была беда,—

Что думать о своей вине?

Тому причина, видно, есть,

Что счастье улыбнулось мне!

II

Всю жизнь писал, и письмена мои

Всегда мне приносили только зло.

Но думаю, что уж на этот раз —

Нет худа без добра — мне повезло!

Найдя коня иль потеряв коня,

Не знаешь: это слава иль позор?

Зато не буду больше петушком,

Каким я слыл в столице до сих пор!

…………………………………………………….

Мятежный грешник, больше не грущу,

Хотя лишен и дела и чинов,

И в тех краях, на запад от Реки,

Как прежде был, — упрямцем буду

                              вновь!