Стихи - [6]

ладною рукою предка,

простоит немало лет.

Переделали под клуб —

ничего не получилось,

то ли там не веселилось,

то ли был завклубом глуп.

Перестроили под склад —

кто-то вдруг проворовался,

на процессе объяснялся:

дети… трудности… оклад…

Выход вроде бы нашли —

сделали спортзал, но было

в зале холодно и сыро —

результаты не росли.

Плюнули. И с этих пор

камни выстроились в позу:

атеистам не на пользу,

верующим не в укор.

Только древняя старуха,

глядя на гробницу духа,

шепчет чьи-то имена,

помнит, как сияло злато,

как с причастья шла когда-то

красной девицей она.

1964

" Робкий мальчик с пушком на щеках "

Робкий мальчик с пушком на щеках

декламировал стихотворенья,

жадно слушал мои наставленья

о прекрасных и чистых словах.

Что-то я говорю всё не то.

Огорошить бы правдой младенца,

не жалея открытого сердца,

чтобы знал, что почём и за что.

Пусть молчит и краснеет в ответ,

пусть грустит и взрослеет до срока.

Но в глазах у младенца глубоко

затаились надежда и свет.

Всё равно ничего не поймёт,

не оценит жестоких пророчеств,

всё, что я предскажу наперёд, —

может быть, про запас заберёт

и пойдёт и стихи забормочет.

Снова ждёт меня замкнутый круг,

где друзья собрались, словно волки.

Я присяду, спрошу себе водки,

улыбнусь и задумаюсь вдруг.

1964

" Запевали всегда во хмелю, "

Запевали всегда во хмелю,

потому что не пелось иначе,

забывали свои неудачи,

попадали в свою колею.

Я любил под окном постоять

да послушать, как ропщет рябина,

как горит-догорает лучина,

а потом начинал подпевать.

Песня ширилась из&под земли,

пробивалась на свет из подвала,

там, где солнца всю жизнь не хватало,

где мои одногодки росли.

На Печору и на целину

уезжали, со мною прощались,

пропадали и вновь возвращались,

прилетали к гнезду своему.

Всех звончее из них запевал

некто Витя, приверженный к зелью, —

все о том, что покинул бы землю,

все о том, как бы в «небо злiтав…».

1964

" …И глядя на сырой щебень, "

…И глядя на сырой щебень,

на развороченные гнезда,

на размозженную сирень,

я думал: никогда не поздно

понять простую правду слов,

что если в золотом укладе

раздался мощный хруст основ,

то это будущего ради.

Ин ’ аче   ’ иначе зачем

все эти роковые сдвиги,

крушенья взглядов и систем,

о чем рассказывали книги?

Но если повторится день

среди грядущего столетья

и на землю стряхнет сирень

пятиконечные соцветья

и все поймут, куда зашло

смятенье в человечьем рое,

что срок настал: добро и зло

объединились в перегное, —

то наша боль и наши сны

забудутся, как наши лица,

и в мире выше нет цены,

чем время сможет откупиться.

1964

ОЧЕНЬ ДАВНЕЕ ВОСПОМИНАНИЕ

— Собирайтесь, да поскорей! —

у крыльца застоялись кони,

ни в колхозе и ни в райкоме

не видал я таких коней.

Это кони НКВД —

не достанешь рукой до холки.

Путь накатан, и сани ходки —

хоть скачи до Улан-Удэ.

Как страдал я о тех конях!

Кубарём открываю двери,

а они храпят, словно звери,

в гривах, в изморози, в ремнях.

Мать выходит на белый снег…

Мать, возьми меня прокатиться!

Двери хлопают, снег валится,

мне запомнится этот бег.

Что за кони!

В голодный год

вскормлены яровой пшеницей,

впереди лейтенант возницей

хочет крикнуть: пади, народ!

Но молчанье стоит в селе,

в тёмных избах дети да бабы,

под санями звенят ухабы,

тонут избы в кромешной мгле.

Лезу в сено — как будто в стог.

Рядом подполковник Шафиров,

следопыт, гроза дезертиров,

местный царь или даже Бог.

Рвутся серые жеребцы,

улыбается подполковник,

разрывается колокольчик,

разливаясь во все концы.

В чёрных избах нет ни огня,

потому что нет керосина.

Справа-слева молчит Россия,

лихорадит радость меня.

Где же было всё это, где?

Воет вьюга в тылу глубоком.

Плачут вдовы в селе убогом…

Мчатся кони НКВД!

Погрохатывает война

за далёкими за лесами,

по дороге несутся сани,

мутно небо, и ночь мутна!

1964

РУССКИЙ РОМАНС

Как жарко трепещут дрова,

как воет метель за стеною,

и кругом идет голова,

и этому — песня виною…

Пустые заботы забудь,

оставь, ради Бога, посуду

и выдохни в полную грудь

слова, равноценные чуду…

А я так стараюсь, тянусь,

сбиваюсь и снова фальшивлю,

но что б ни случилось — клянусь

поэзией, честью и жизнью,

что я не забуду вовек,

как вьюга в трубе завывала,

как рушился на землю снег,

как ты не спеша запевала.

Земля забывала о нас,

прислушавшись к снежному вою,

и русский старинный романс

кружил над твоей головою.

А утром проснешься — бело.

Гуляет мороз по квартире…

О, сколько вокруг намело!

Как чисто, как холодно в мире…

1964

" Соседа история не обошла. "

Соседа история не обошла.

Он ею наславу испытан.

Сперва вознесла, а потом обожгла.

Воспитан и перевоспитан.

Он делал карьеру, преследовал зло.

Он падал,

страдал,

оступался.

Он сам удивляется: как повезло!

Случайно в живых оказался.

Порой в разговоре я искренне рад

довериться ранним сединам…

Да только нет&нет — в нем покажется раб,

который не стал господином.

1963

" Слева Псков, справа станция Дно, "

Слева Псков, справа станция Дно,

где-то в сторону Старая Русса, —

потому-то и сладко, и грустно

поглядеть на прощанье в окно.

В тех краях продолжается путь,

где когда-то, беспечно болтая,

колокольчик, легенда Валдая,

волновал истомленную грудь.

Опускается красный закат

на дома, на подъемные краны,

и летят вдоль дороги туманы,

и бегут облака наугад.

Здравствуй, русско-советский пейзаж,

то одна, то другая примета.