Стихи - [23]

В телемониторах,

В микрофонах весь,

Весь — напор и порох

И победы спесь!

Перед ним, хоть слишком

Эту жизнь познал,

Сам я был мальчишкой

И мальчишкой — зал.

В одури восторга

Хлопал я, шалел,

Но притом не только

Возраст свой жалел.

Есть у силы сладость:

Слабого толкни!..

Но не сила — слабость

Лирике сродни.

А на нас жестоко

Под мигалок сверк

Двинул прежде срока

Двадцать первый век.

1986

МЕСТО

Ты не занял чужого места,

Если занял, то всё ж свое,

И тебя шугать, как зверьё,

Вряд ли правильно, вряд ли честно.

И однако любой пострел,

Ни черта не умея толком,

Непременным считает долгом

Уточнить, мол, ты устарел.

Молодые, они как звери,

Каждый думает, будто крут,

И шугают тебя, не веря,

Что когда-нибудь их шугнут.

2001

ВТОРОКУРСНИЦА

Ты стихом жила сначала,

Был напор в нем и кураж,

А уж после в пальцах сжала

Скальпель, точно карандаш.

Отделяешь ткань от кости,

Добираешься до мышц.

(Уж не так ли Маяковский

Извлекал из флексий смысл?!)

Только кто-то для учебы,

Как нарочно, подобрал

Весь в пробелах, низкой пробы,

Малогодный матерьял.

Потому для пользы дела,

Ежели другого нет,

Рад я вытрясти из тела

Свой нетронутый скелет.

...Кто о Рильке, кто о Лорке...

Но, сама с собой в ладу,

Ты торчишь в промерзлом морге

Триста с лишком дней в году.

Режешь долго и детально

Руки, ноги и т. п.

И, как двери, жизни тайны

Отворяются тебе.

Вскинувши густые брови,

От восторга ошалев,

Для народного здоровья

Юности не пожалев,

Ты стоишь, со мной не схожа,

У загадок бытия,

Мне опора и надёжа,

Дочка младшая моя.

1986

АЭРОДРОМЫ

Тянулось не год, не года —

Поболее десятилетия,

И ярко светили тогда

Огни-миражи Шереметьева.

А мы не глядели и бед

С обидами не подытожили,

И вынесли вес этих лет,

И выжили, дожили, ожили.

И помнили только одно:

Что нет ни второго, ни третьего,

Что только такое дано,

И нет за Москвой Шереметьева,

А лишь незабудки в росе,

И рельсы в предутреннем инее,

И синие лес, и шоссе,

И местные авиалинии.

1987

НАТЮРМОРТ

У раскидистой ивы,

В ста шагах от полка,

“Запорижское” пиво

Охлаждала река.

Разложив помидоры

С огурцами и лук,

Осторожно, как воры,

Мы сидели вокруг.

В давнем пятидесятом

Мог проступок такой

Обернуться дисбатом

И уж точно — губой.

Но, однако, строптиво

С полночи до утра

Запрещенное пиво

Пили мы у Днепра.

Полбутылки загрузим,

О своем погрустим,

Помидором закусим,

Огурцом похрустим.

........................

........................

После армии долго

Шли не ходко дела,

Все же как самоволка

Жизнь была мне мила.

Пил я пиво с задором,

Ел с блаженным лицом

Огурец с помидором,

Помидор с огурцом.

ХУДОЖНИК

Б. Сарнову

Умер Володя Вейсберг,

Умер без суеты,

Умер, наверно, весь бы,

Если бы не холсты —

Призмы, цилиндры, кубы —

В каждом ожог и шок...

Ради такой Гекубы

Он-то себя и сжег.

Белым писал на белом,

Белым, как небытьё,

Чтоб за любым пределом

Вновь обрести свое.

Словно философ с кистью,

Истиной одержим,

Истиной, как корыстью,

Только одной и жил.

Сколько кругом ничтожных

Выжиг, лгунов, пролаз,

А вон какой художник

Все-таки жил при нас.

1985

ЗАПОЗДАЛЫЙ ИТОГ

Умер, многое продумав,

Одинокий и больной...

Не был он из трубадуров,

У него был путь иной.

Как великого поэта

Замышлял его Господь,

Но негромко было спето,

Страх не смог перебороть.

Кант — единственный был идол,

И, читая Канта всласть,

Он в бессильи ненавидел

Обезумевшую власть.

И, бездарности на радость,

Так умерил свой размах,

Что загадки в нем осталось

Много больше, чем в стихах.

...Расходились втихомолку.

Поздно подводить итог.

...И совсем-совсем недолго

Плыл над городом дымок.

1993

ЧЕХАРДА

Умер старый педераст.

Некрасив он был, неловок,

Неактивен, честен, робок,

Вечно ждал, что Бог подаст.

Но не подавал Господь

И не удобрял ту почву,

И не мог страдалец порчу

Силой воли побороть.

Долго жил, старел, свой пыл

Не расходуя на женщин, —

Вежлив, нежен и отвержен,

Он тинейджеров любил.

Безответная любовь

Извела. Душой изранен,

Чуждый нам, как марсианин,

Умер старец голубой,

Завершивши житие

Одиноко и несчастно,

Молодому педерасту

Завещав свое жилье.

Для чего ж вся чехарда?

Чтоб гнездилась в мире жалость

И дорога продолжалась

Ниоткуда в никуда.

УНЫНИЕ

Унынье — грех…

И во грехе,

Вдали от всех,

Я, как в реке,

Плыву, тону,

Иду ко дну —

И тот же грех

Возносит вверх.

Унынье — мрак,

Веселье — свет…

Все это так,

Но все ж не след

С амвона всласть

Унынье клясть:

В нем тоже страсть,

В нем тоже власть…

СТАРЫЙ ТОПЧАН

Упирался, как мог.

С укором

Двери скрёб и все стены скрёб —

Кабинетом и коридором

Выносили тебя, как гроб.

Тридцать лет и еще три года

Верою-правдою мне служил

И такого не ждал исхода

Для себя и своих пружин.

Был я злобным после попойки,

После ссоры вряд ли хорош —

Ты терпел, за что на помойке

Догоришь либо догниешь.

К черту — преданность, к бесу — гордость!

Сам закон бытия зловещ:

Послужи и придешь в негодность,

Все равно — человек ты, вещь...

Потому во времени скором,

Не особенно и скорбя,

Кабинетом и коридором

Пронесут меня, как тебя.

2001

ГЛАЗАМИ КЛОУНА

Усесться б на поребрике

Да расчехлить гитару,

Но нету слуха-голоса,

С того и не пою.

На рифмы и на реплики

Меня едва хватало,

А нынче лишь для хосписа

Готовят жизнь мою.

Куда ушла гармония —

Навряд ли кто ответит,

Но всё ж, куда-то канула —

Не соберешь концы.

Ласкали, как ладонями,

Меня любовь и ветер,

А нынче держат ампулы

Да с морфием шприцы.

Запел бы — нету голоса...