Стихи и песни - [4]

Спешите делать добрые дела.

1974

Чучело

Что сам орел

пред чучелом орла

У чучела заоблачного зверя

какая стать,

                каков разлом крыла!

Какие настороженные перья,

надмирный взор, мол,

                все ничто пред ним.

Нахохлившийся, хищный,

                вечно новый

Живой орел

с моделью двойниковой.

С бескровною моделью несравним.

Вот так своим подобием сильна

вторичная поэзия. Она

толпе всегда понятна и любезна.

Но соль ее — лизни — не солона.

А бездна — загляни в нее — не бездна.

1974

"Я старомоден, как ботфорт…"

Я старомоден, как ботфорт

на палубе ракетоносца.

Как барк, который не вернется

из флибустьерства в новый порт.

Как тот отвергнутый закон,

что прежней силы не имеет.

И как отшельник, что немеет

у новоявленных икон.

…Хочу, чтоб снова кружева,

и белы скатерти, и сани.

Чтоб за морями, за лесами

жила та правда, что права.

Хочу, чтоб вновь цвела сирень,

наваливаясь на заборы.

Хочу под парусом, за боны

и в море всех, кому не лень.

Хочу, чтоб без земных богов

и, презирая полумеру,

за оскорбление — к барьеру.

Считай четырнадцать шагов.

Хочу, чтоб замерла толпа

пред Биргером и пред Ван Гогом.

Чтоб над арканами монголов

смеялся дикий конь гарпан.

Чтоб нам вернули лошадей.

Чтоб наши дети не болели,

чтоб их воротнички белели

и было все, как у людей.

Чтоб ты жила, чтоб ты плыла.

Чтоб не скрипел военный зуммер.

Чтоб я, не заживаясь, умер,

окончив добрые дела.

1974

"Я так долго губил…"

Я так долго губил

то, что чудом досталось.

И глотка не осталось

того, что любил.

А ошейник тугой

пусть разносит кто молод.

И холод на холод

пусть множит другой.

1974

Стихотворения 1975 г

Астры

Такие подарки к чему бы…

Четвертые сутки подряд

лиловые астры, как губы,

цыганские губы, горят.

Лиловые астры, как жалко,

что поздно они расцвели.

Но все-таки вспыхнули жадно

в ладонях остывшей земли.

И жаль, что все это серьезно:

пропавшее лето, дожди.

И поздние астры. И поздно

все то, что еще впереди…

1975

Жилетка

Когда уже сделаны ставки,

условности соблюдены.

С концами концы сведены.

И все промедленья в отставке.

Когда очевидцы поддаты

И миг на последней резьбе.

А небо и бездна в тебе,

смещая круги и квадраты.

И круто поставлены на кон

раздраем, разлукой, судьбой

последние “ой-йой-йой-ой”.

А стоптано семьдесят

                        с гаком.

Надену я кепочку в клетку,

к знакомым спецам подрулю.

Из лайки пошью я жилетку

и ухо серьгой проколю.

1975

"Как в Акапулько или в Сен-Мало…"

Как в Акапулько или в Сен-Мало.

Чужой, в чужом пространстве

                              нелюдимом.

Ночь отпылала, утро отплыло.

И водка — мимо.

Пиво — мимо.

Раки — мимо.

Сжег книжку телефонную свою.

Они ушли землею, небесами.

Остался с их живыми голосами.

Один на все четыре

                              стороны стою.

1975

Печаль

Нет беднее беды, чем печаль,

это то, что все длится и длится.

И не может никак возвратиться.

И себя, и ушедшее жаль.

Как ушло оно и почему

так мучительна тяжесть

                          томленья.

Как в церквах панихидное пенье

сквозь оплывших

                          свечей полутьму.

Камни скорби — тоска глубины.

Можно пулей ответить

                          на пулю.

А печаль — из уплывшего тюля

с неосознанным чувством вины.

1975

Полковники

В России испокон веков

еще так не бывало, чтоб

такое множество полковников

себе пускали пулю в лоб.

Не осуждая, не оправдывая,

и я б, пожалуй, жить не смог

с распятой офицерской правдою!

Но пулю б эту поберег.

Недальновидные и сытые,

забыли, видно, как слепа

поднявшаяся в рост толпа

с полковниками не убитыми.

1975

Трубач

Петру Тодоровскому

Ах, это певчая судьба:

звук доставать со дна.

Такая участь ей дана —

солдатская труба.

Трубач — один, трубач — ничей

в рассветах ножевых.

Их очень мало, трубачей,

оставшихся в живых.

Зато какая это честь,

и слава, и игра —

трубить решительную весть

своим полкам: “Пора!”

1975

Стихотворения 1977 г

В Одессе

Я не гость, не приезжий,

Не искатель затей.

Кто ж я? —

Гул побережий,

Соль набухших сетей,

Боль ладоней растертых,

Смутный ропот полей

И летящий над портом

Легкий пух тополей.

Я сюда не с речами,

Не за праздным житьем.

Мне не спится ночами

В сытом доме моем.

Хмель жасмина дурманный

Стал не люб, хоть убей…

Я опять сквозь лиманный

Проползу Хаджибей.

Лягу в жиже дорожной,

Постою у плетня,

И не жаль, что, возможно,

Не узнают меня.

Утро юности, где ты?

Мне тебя не вернуть.

По незримым приметам

Продолжается путь,

Путь суровый и тяжкий

От зимы до весны…

Мы, как нитки в тельняшку,

В нашу жизнь вплетены.

1977

Вальс клоуна

Кружится жизни

крахмальное кружево,

Крошево вьюг.

Кружится сцена,

и круг ее кружится,

Клоунский круг,

Крутятся,

как карусельные лошади,

Дней жернова,

Крутится паперть

и плаха на площади,

паперть и плаха на площади,

и — голова…

Наши надежды,

и наши желания,

Зимние сны —

Ах, набирайтесь

терпенья заранее,

Ждите весны:

Только весною

в снегу обнаружится

Горстка травы,

Только весной

кто-то кружится, кружится,

Кружится — без головы…

1977

Время

Мир стоит на голове,

дыры дырами латает.

Рыбы по небу летают,

птицы ползают в траве.

Стало тесно на земле.

Есть вопросы — нет ответов.

И в кровавой полумгле

меньше лбов, чем пистолетов.

Кто сказал, что так и надо —

в черноте чеченских битв

светлые часы молитв

проверять кругами ада?

1977

"Все до боли знакомо…"

Все до боли знакомо:

стрелы мачт, скрип задумчивых талей,