Стихи - [4]
Шрифт
Интервал
Свалиться б замертво в дверях таверны!
«К берегу долго прощанья летели…»
Б. С—му
К берегу долго прощанья летели, —
Сказочный город остался там.
Мы уплывали на каравелле
К несуществующим островам.
Помнишь те дни? Сумасшедшее счастье!
В южной лазури лишь чайки да мы.
Ветер, наш юнга, путает снасти,
Волны как кони встают на дыбы.
О, мы восторгу не знали предела, —
Сколько надежд было с нами тогда!
Помнишь, однажды, как вдруг потемнело
Небо; как стала зловещей вода?
Помнишь, как ветер нас предал, как шквалы
Первый сменили в ночи ураган?..
В гиблых широтах циклон одичалый
Гневно прибил нас к иным берегам.
Друг! Наша молодость — там, в океане.
Нежной жемчужиной стала она.
И никогда, ни одним из желаний
Нам не достать ее с мертвого дна.
«Многое — погибло безвозвратно…»
Многое — погибло безвозвратно.
Многие — исчезли без следа.
Многим — не найти пути обратно.
Многих не дозваться — никогда.
Многого — ничем нельзя поправить.
Многому — вовек уже не быть.
С многими — легко простилась память
И о многом — лучше позабыть.
Д. Р. (Displaced Persons)
Без нашей воли, ненароком,
Рожденные под гул войны,
Две буквы стали нашим роком,
Их воплощеньем — стали мы.
И вот, бездомные изгои,
Затравленные беглецы,
Мы продолжаем бег… Без боя
Гонимые во все концы.
Не бред ли это — дикий, страшный?
Сквозь пытки лет и лагерей
К чужим горнилам, стройкам, пашням
Бежать… от родины своей!
Бежать. Иного нет исхода.
Бежать, — пока там длится ночь.
Мы выбрали тебя, свобода,
В надежде страждущим помочь.
И так же просто и сурово,
Как эти молвились слова,
Два новых крепнут в мире слова, —
Раскрылась новая глава.
«Как страшно, когда ты однажды…»
Как страшно, когда ты однажды,
Сквозь тела трусливую дрожь,
Ни голода больше, ни жажды
В иссякшей душе не найдешь.
Когда ты припомнить захочешь
И крикнешь в призывной мольбе,
А памяти своды — из ночи
Молчаньем ответят тебе.
И даже руки не найдется,
Чтоб в час этой лютой беды
Тебе принести из колодца
Хоть каплю живящей воды.
«Мне дорог час, когда закат…»
Мне дорог час, когда закат
Дома и лица охрой тронет,
Когда ватагой облака
За счастьем тянутся в погоне.
И уходя в прозрачный дым,
Горя в причудливом румянце,
День притворяется больным,
А ветер — пьяным оборванцем.
Мне хорошо грустить тогда,
И на вокзале, в зычном гуле,
Встречать, как близких, поезда,
В толпе кого-то карауля.
Как будто в этот странный час,
Сутуля узенькие плечи,
Из двери в зал, где третий класс,
Вдруг выйдет прошлое навстречу.
И холодея, сам не свой,
Вновь обрету на миг крылатый
Все, что потеряно душой,
Все, что у сердца было взято.
«Да, да — себя не обмануть…»
Да, да — себя не обмануть,
Все ясно страшной простотою:
Снижается зловеще ртуть
И скоро будет за чертою.
И скоро снег пойдет — иной,
И мгла опустится — иная;
Над бурной некогда рекой
Безбурность ляжет ледяная.
Тогда — остудится вода,
На берегах поникнут ивы,
Неповторимые года
Не так уж будут торопливы.
И боль о том, что не пришло,
О снах, несбывшихся доныне,
Как за ночь от костра тепло
Уйдет, развеется, остынет.
Да, да — скользит все ниже ртуть,
Все ближе, ближе мудрый холод,
И голову, чтобы уснуть,
Из милосердья клонит долу.
ПОСЕЩЕНИЕ ПИФИИ
Безумен, Пифия, твой бред
И смехотворен твой треножник!
Ответа не было и нет
И быть его вовек не может.
Взгляни, как тает этот дым,
Как пламя, угасая, пляшет…
Исчезнет все: Эллада, Рим,
И ты, и я, и боги наши.
Исчезнут все. И весь их труд
Напрасен. Что им, мертвым, слава?
Но… правы ль те, что создают
Иль те, что разрушают, правы?
Кто прав в деяниях своих?
Каким путем идти должны мы?
И есть ли средь путей земных —
Единственно непогрешимый?
Иль все, о чем поет поэт,
Что нас на крыльях гордых носит, —
Такой же вздорный, жалкий бред,
И тщетны, праздны все вопросы
И ни на что ответа нет?
«Я полюбил ночные захолустья…»
Я полюбил ночные захолустья,
Пристанища кочующей души,
Где можно терпкою, хмельною грустью
Воспоминанья трезвые глушить.
И я привык наедине с собою
Ночь под сурдинку где-то коротать,
Запоминать узор чужих обоев
И собственное имя забывать.
Счет потеряв глоткам ожесточенным,
Так хорошо припасть к стене плечом
И помечтать о счастье немудреном,
Не сожалея, не печалясь ни о чем.
Уходит ночь сквозь скважины и щели,
В далеком мире плачут поезда,
Но что мечтам? Они везде поспели
И никуда не могут опоздать.
И хорошо еще, бредя за ними,
Пустое сердце унося в рассвет, —
Вдруг вспомнить взгляд, улыбку или имя,
Которым больше повторенья нет.
О, бездорожные мои скитанья!
Я оборву когда-нибудь и вас,
Чтобы глотком последнего дыханья
Все жажды утолились — в первый раз!
WALSE TRISTE
Что же, — веселье подходит к концу.
Зала пустеет, пустеют бокалы.
Темные тени легли по лицу,
Кружится вальс тяжело и устало.
Что же, — пора покидать этот бал.
Сами собою смыкаются веки.
Миг, — ив сияющих недрах зеркал
Вскользь промелькнем и исчезнем навеки.
И ничего не останется нам:
Ночь, ледяные пространства и ветер,
Ветер, бегущий по мертвым мирам,
Прах развевающий тысячелетий.
Что же, — дослушай, допей, дотяни…
Меркнущий вальс все страшней, все печальней.
Гаснут последние в мире огни,
Ветер крепчает во тьме изначальной.
«Спаслись, уцелели, ушли от меча…»
Светлой памяти Раисы и Михаила Горлиных
Спаслись, уцелели, ушли от меча,
В огне не сгорели, под пулей не сникли…