Стихи - [2]
Шрифт
Интервал
В хрустальном мире ритмов и созвучий,
Душа, ты только скрипка, не смычок,
Благословим за подвиг их певучий
Всех, кто стихами в жизни занемог.
НА ПОЛЮСЕ
Мрачнеет даль за вихрем снежной пыли;
Вчера — буран, сегодня — ждем пургу.
Полярной спячкой скованные мили
И след саней на пройденном снегу.
Скрипят полозья и собаки, тужась,
Еще везут уже ненужный груз.
И мертвой хваткою сжимает ужас
Суровые сердца под мехом блуз.
Молчание овладевает нами.
Зато надежда шепчет все жадней…
Товарищи, — нам скоро быть врагами
При дележе последних сухарей.
И вот — привал, чтоб выкурить по трубке,
Чтоб переждать в палатке снеговерть.
Еще есть ром, — учтивая уступка,
Которую нам предлагает смерть.
Темно. Тепло. И длится бесконечно
Косноязычный вой эфирных волн…
И слышим мы, как ласковая вечность
Над нами лепит белый братский холм.
СРЕДНЕВЕКОВЬЕ
В. Л. Пиотровскому
Пока под ливнем охлаждался камень,
Пока росло во мгле косноязычье —
Жестокими и нежными стихами
Ночь рассказала мне о Беатриче.
Я подходил к окну и жадно слушал,
Как били землю дождевые плети,
Как проносились вихрями сквозь душу
Многоголосые тысячелетья.
Да, в эту ночь пришло средневековье,
Изъеденное ржавчиной суровой,
И тронуло греховною любовью
Бессонницу мечтателя ночного.
Он был свидетелем переговоров
Наемной совести с отцеубийцей,
И различал, как мерили дозоры
Железным шагом тишину столицы.
На площадях горели медным жаром
Костры благоразумного закона.
Но страсть сожгла в неистовом пожаре
Для пытки предназначенные стоны.
О, Беатриче! — миг бывает сладок,
Напрасно ночь предчувствием пугает…
Ты задала мне тысячу загадок,
И ни одной душа не разгадает.
«Цветет миндаль и розовою пеной…»
Цветет миндаль и розовою пеной
Вскипает рощ весенних изумруд…
Как вырваться из солнечного плена,
Из золотых и жгучих этих пут?
Куда идти и по какой дороге, —
Не все ль сегодня равно хороши?
Не всюду ль щедро разбросали боги
Подарки для восторженной души?!
Так ласков этот день и так беззлобно
Вдруг налетает шалый ветерок, —
Как будто друга встретил он и обнял,
Целуя впопыхах в глаза, в висок.
Так безмятежен мир: ликуют птицы,
Трепещут бабочки; чисты, легки,
Клубятся облачные вереницы;
Цветет миндаль, роняя лепестки.
И кажется душе, что голубая
Преграда рушится — раскрылась твердь,
И рощами утраченного рая
Ей вновь, как встарь, позволено владеть.
«Ветер приносит мне запахи ночи…»
Ветер приносит мне запахи ночи,
Шорохи, шелесты, шепот и шум:
Город готовится спать и бормочет,
Что не взбредет ему, старцу, на ум.
Гаснет за стеклами свет подневольный,
Вечность свои зажигает огни…
О, беспредельность! С тоской богомольной
Я поднимаю глаза и они
Видят, что видели некогда предки:
Трепет далеких и дивных миров;
В их золотистой запутался сетке
Мячик игравших когда-то богов.
Легкие ниже скользят покрывала
В вечном стремленье сокрыть, схоронить
Тайну всех тайн — без конца, без начала,
Жизни возникшей дрожащую нить.
Кто по складам прочитает впервые
В этих сияющих знаках ответ?
Что ему скажут просторы ночные, —
Или, быть может, ответа в них нет?
Город бормочет бессвязнее, глуше,
Ветер от скуки становится злей.
Ночь развернула над морем и сушей
Черное знамя победы своей.
«То, что было — увы, никогда не вернется…»
То, что было — увы, никогда не вернется.
Дай оплакать тебя, ускользающий миг…
Мчатся стрелки часов. Сердце трепетно бьется,
Кто ж из нас к повседневности этой привык?
Дай оплакать тебя, быстротечное право,
Ненавидя любить, наслаждаясь страдать.
Виноваты мы все. Но и правы, и правы,
Потому что так жаль нам наш мир покидать.
Ты подумай: расстаться с землей, с соловьями,
Никогда уж не слышать волнующих слов
О любви, о тепле, и всю долгую память
Безнадежно утратить на веки веков.
И куда-то все плыть на расколотой льдине
Сквозь полярную ночь, без огней и без звезд…
О, как хочется жить! Солнце плещется в сини,
В парках розы цветут… — нет, сейчас не до слез!
Но и ты, ведь, пройдешь, мимолетное благо,
Счастье, это — блаженный, сияющий миг.
Стрелка дрогнула вновь. Сердце сиро и наго.
Кто ж из нас к беззащитности этой привык?
«Я вижу, вижу все вперед…»
Я вижу, вижу все вперед
И узнаю во мгле туманной
То, что навстречу мне идет
Как враг жестокий и нежданный.
Напрасно запираюсь я,
Замкам испытанным доверясь, —
В тот грозный час судьба моя
С усмешкой распахнет все двери.
И диким вихрем вслед за ней,
Сметая всех, кто подвернется,
Топча и руша строй вещей,
Неотвратимое ворвется.
Ничем не оградить себя
От предначертанного рока…
Его шаги в ночи глубокой
Сейчас так ясно слышу я!
Январь, 1945.
«Проплывали мимо корабли…»
Проплывали мимо корабли
По реке, вдоль набережной узкой.
Баржи неуклюжие ползли,
Задыхаясь под ярмом нагрузки.
По теченью вниз стремился плот;
Кто-то пел на нем, забот не зная.
В кружевной сплетаясь хоровод,
Чаек праздная кружилась стая.
Было солнечно на берегу.
Звон летел с верхушки церкви старой.
Высоко, по синему лугу,
Разбежалась белая отара.
Мир царил, покой и тишина
В этом дне, любезном взорам Бога;
Словно из незримого окна
Он смотрел на водную дорогу,
На поля, на чаек, на суда,
На детей, резвящихся у сходней,
На меня, пришедшего сюда
Из огня и дыма преисподней.
По дороге. Дрезден — граница. 1945 г.
«Уже не пенье муз, не лиру…»
Уже не пенье муз, не лиру,