Стихи - [3]

Шрифт
Интервал

Не голос, милый голос твой, —
Нет, из глубин ночного мира
Я слышу только ветра вой.
Сквозь ночь, сквозь улицы, сквозь душу
И дальше — в бездну жуткой тьмы
Несется он и слепо рушит
Все, что так тщетно строим мы.
Не обольщай себя надеждой, —
Пощады нет, уступок нет.
И будет все, как было прежде,
Как было миллионы лет.

ОСТРОВОК

Ты — островок в том бурном океане,
Где смерч разбил мой беззащитный челн…
Каких понадобилось мне скитаний,
Чтоб наконец, средь дикой битвы волн,
Найти тебя, — затерянный в широтах,
Мой тихий, безымянный островок!
Из тех пучин, из тех водоворотов
Никто другой меня спасти б не мог.
И счастлив я! Не мне страшиться бури,
Так прочен обретенный мной покой,
Так хорошо глаза на солнце щурить
И слепнуть вдруг блаженной слепотой.
Уже забыты жертвы и потери,
И пусть — былого больше не вернуть…
Ты — все, что я искал: последний берег,
И от тебя — последний будет путь.

«Веселый гость, проезжий балагур…»

Веселый гость, проезжий балагур, —
Что я тебе? Уйду и сгину…
Из мрака парка мраморный амур
Свою стрелу вослед мне кинет.
И дальше зашуршат сухие дни
Янтарной осени. И снова
Дороги замелькают и огни,
Чужой судьбы чужие кровы.
Я буду далеко. И лишь глаза
Твои — финляндские озера —
Приснятся мне — зовущие назад,
Такого полные укора!
И сердце вспомнит темный наш разлад,
Весну, похожую на счастье,
И эту осень… В ней гудит набат
Неотвратимого несчастья.
В ней дикий разгорается пожар, —
Не листья рдеют в ней, а искры;
Река напоминает блеск ножа,
А ветки треск гремит, как выстрел.
Пока не поздно, сердце умоли:
Пускай оно поймет, забудет…
Что я тебе? Ведь наши корабли
Одной дорогой плыть не будут.

«Прости, что так поздно, но — было нельзя…»

Прости, что так поздно, но — было нельзя,
Большая беда мне мешала.
И только вчера, в сновиденьях скользя,
Я вспомнил тебя и Рапалло.
Залив, как объятье, и той синевы
Неправдоподобную нежность,
И ветер мимозный и море… увы,
Теперь это — прошлость и прежнесть.
Мне виделся часто, в мечтательный час,
Твой замок; агавы и фиги,
И доброе солнце, ласкавшее нас,
А в море — фрегаты и бриги.
Мне слышались часто хоралы цикад
Во мгле лигурийской прохлады,
Когда оживал заколдованный сад,
А в море — играли наяды.
Мне чудилось часто, что ветер вздохнет
И снова откроет страницу,
Где прерван был тот недочитанный год,
И море — ко мне возвратится.
Но годы зверели, бряцали войной,
Надежды сгорали в налетах…
Прости, что так поздно. Прощаюсь с тобой
И море — уходит на отдых.

«Не все ль равно мне: кем и как и где?..»

Не все ль равно мне: кем и как и где?
Не все ль равно, куда еще закинет
Меня судьба — по суше ль, по воде,
На год, на жизнь — не все ли мне едино?
Нет родины со мной. И всюду я
Чужой среди чужих. Равно мне чужды
И радости и беды бытия,
И я везде кажусь себе ненужным.
Земля и небо эти — не мои.
Не обо мне вокруг меня хлопочут.
Недружелюбные, как люди, дни
Сменяют неприязненные ночи.
Не на моем, мне милом языке,
Не о свиданье (может уже скором?),
Не о моей единственной тоске
Суетные ведутся разговоры.
Нет родины со мной. И все равно,
Как будет век напрасный этот прожит
И с кем и у кого. Но — есть одно,
Что сердце не перестает тревожить:
Так далеко, в забвении таком,
Безвестно, без следа и без помина…
Что если даже и последним сном
Уснуть обречены мы на чужбине?

«Ни кошек, ни детей, ни ветра…»

Ни кошек, ни детей, ни ветра,
Ни роковых дорог назад, —
Люблю: азарт, безумье Федры
И сумасшедшие глаза.
Жестокие люблю признанья,
Беседы с памятью ночной,
Смертельный холод расставанья
И все, что связано с тобой.
Еще — напрасный лепет строчек,
Где сердце плачет, но поет.
Люблю концы. Законность точек.
И одиночество свое.

«О, родина, печальница, о, мать…»

О, родина, печальница, о, мать…
И сколько нежных слов еще б я пролил!
Услышь: мы начинаем забывать
Твои черты, любимые до боли.
Познавшие последнюю печаль
И столько раз отвергнутые всеми,
Мы память, как священную скрижаль,
С собою гордо пронесли сквозь время.
И в горький час сознанья нищеты,
Когда уж слишком тягостно молчанье, —
Мы, как давно увядшие цветы,
Ласкаем бережно воспоминанья.
Перебирая их по лепесткам,
Мы повторяем дорогое имя, —
Как будто можешь ты вернуться к нам,
Как будто нам возможно стать иными!
Но бренной памяти приходит срок.
Услышь же крик предельной нашей муки
И тех прости, кто выстрадать не смог
Такой опустошающей разлуки.

ЗА НОЧЬ

Слетает день листком календаря,
Ночь сеет звезды. В полудреме слышу:
Гудят тайфуны, грузные моря
В пустыни растревоженные дышат.
Шуршат пески, безумствует норд-ост,
В палящем зное падает сирокко…
Моя душа, подвыпивший матрос,
Шатается по миру одиноко.
Все фонари земные перебив,
Цепляется в потемках рваным клешем,
Ползет на четвереньках и грубит
Таким же вот подвыпившим прохожим.
Так хорошо ей, пьяной и лихой,
Кричать, буянить, требовать расплаты,
Распоряжаться спящею землей
Как парусами в полосе пассатов!
Так хорошо — хоть раз поставить в счет
Весь дикий гнев свой, ненависть, презренье
И бунтовать — пока не позовет
Унылый вой проснувшейся сирены.
Тогда — прощай! Листок календаря
Опять в рассвете хмуром затрепещет
И вырвутся, придут, заговорят
Земные очертания и вещи.
Моя душа, тебе вот в этот миг
Из-за Кармен повздорить бы неверной,
И в поножовщине — под вой, свист, крик —