Стихи для гурманов 2 - [8]

может, всё же это облако?

Они так похожи на слонов…

Подошёл с опаской, понюхал, потрогал,

нет, слоном пахнет,

скорее всего у него отказали уши.

Пока он звонил продавцу табака,

слон встал, отряхнулся,

хоботом собрал парашют

и ушёл.

исповедь одного подоконника

«Лучше об этом не думать», – подумал я, —

«лучше о чём-нибудь более приземлённом».

Я вдыхаю взглядом через окно

космос

и выдыхаю ночные звёзды,

темнота пахнет тайной,

темнота всё ещё грациозна,

ветер бреет бакенбарды месяца,

жёлтая люстра ночи

перегорит к утру,

ей запасную лампочку

вкрутят завтра вечером,

мне на спине поливают цветы,

завтра её обязательно

кто-нибудь помассирует своей задницей,

я всё ещё думаю

о том, что не могу заснуть.

Он стоит в красном флаге трусов…

Он стоит в красном флаге трусов

на баррикаде сексуальной революции

и требует ласки.

Ему уже около сорока,

а он всё ещё вынужден спать один,

как и многие из тех,

кто пришёл его в этот вечер послушать,

они бы и рады с ним закрутить любовь,

но что-то их держит —

хватит ли им мужества,

достаточно ли булыжников брошено

в их бронированные души,

чтобы они не сомневались,

что «завтра» означало бы «поздно».

Надо

Мне надо что-то сегодня сделать,

сегодня или никогда,

завтра,

завтракать уже слишком поздно,

еда полезна,

она ото всюду лезет,

но дела –

им свойственно,

и они стоят,

они нетронуты,

дела откладываются,

как дерьмо

дела – дерьмо

надо из этого выбираться.

Больно,

я не привык страдать,

дайте мне обезболивающего,

страдания развлекают,

если они чужие,

ими забиты программы

и, глотая чай

в тепле,

я могу рассуждать

о том, что кого-то

сейчас трясёт страх землетрясений,

а кого-то сейчас бомбят.

Отламывая печенье,

я смотрю на море крови,

горсти чужого горя

в трусах на диване,

переключая каналы –

ищу комедию,

у меня вырезано сострадание,

бесчувственная глупость

застыла на лице экрана,

что-то сделать сегодня

надо.

Жара

Последний этаж весны

без лифа,

без лифта,

без фарта,

без флирта,

ног две полосы

разрезаны сталактитом.

Что ты солнце сегодня повесил…

Что ты солнце сегодня повесил

и синее небо,

думаешь этого достаточно?

Люди будут довольны?

Нет, они повзрослели,

этим ты только подсвечиваешь проблемы,

к которым уже привыкли,

нужно нечто более ёмкое,

веское,

чтобы тебя заметили

и сказали:

«Да, это он,

всё от него зависит,

и асфальта море,

и эта бетонная

пальма

с бананами,

и дворец, где живут искусства —

всё,

даже наша жизнь халявная».

Течением реки меня вынесло в преподы…

Течением реки меня вынесло в преподы,

я и не собирался кому-то что-то давать,

но так получилось,

в итоге меня окружили дети,

мебель казённой квартиры —

стулья да парты,

не приспособленные совсем, чтобы спать,

но некоторым студентам всё же желанное удаётся,

прилипая щекой к лаку,

что мне остаётся только завидовать,

я и сам бы не прочь проспать первую пару,

и вторую,

и третью,

спать на работе всегда по кайфу,

так как рабочий день бесконечен,

одухотворяя стены,

по ним бродит лекция,

голос,

внутренний голос всегда чем-то напуган,

поэтому говорит шёпотом:

«Здравствуйте!»,

подразумевая

«Спокойной ночи».

Ты сделал всё, что смог…

Ты сделал всё, что смог,

но это уже не имеет значения,

ты высказал всё, что хотел, но хотел всё ещё меня,

ты убил всё, что смертно (молодость и здоровье),

пока тебя убивало всё,

что бессмертно (любовь и ревность),

ты искал смысл,

понимая, что это бессмысленно,

ты понял, что смысл есть только в том,

что ещё не сделал,

ты наказал всё, что заслуживало пощады,

и простил всех, кто требовал наказания,

они требовали, а ты всё прощал,

ты был голоден, пока ты был счастлив,

но наевшись, ты понял, что съел и счастье.

Капризы

– Где бы вы хотели жить?

– Не где, а с кем.

– Ну тогда с кем?

– Смотря где.

Тень

Лучше честно, чем никогда —

я ей так завернул,

она присела

(и приседала так раз двадцать),

пока я её не остановил,

сказал:

– Хватит,

это тебе не поможет.

Её разрисованное капитализмом лицо —

красивое,

пыталось напрячь извилины

и сдалось в конце концов:

– Ты меня любишь, милый?

Милый?

Нет, я избалованный самолюбивый ублюдок,

каждый день ты видишь,

как я принимаю ванны озеро,

причёсываюсь,

прихорашиваюсь,

на тебя ноль внимания,

как будто тебя вовсе не существует

(но никто не любил тебя так, как свет),

как ты могла

так вляпаться,

я же тебя использую

между делом,

целую твои губы, созданные для поцелуев бога,

обнимаю роскошь тела выточенного,

я играюсь

темнотой твоих нервов и вен.

Любил ли я когда-нибудь что-нибудь

сильней, чем себя?

Вряд ли.

Я давно сказать тебе это хотел,

эта правда не лезла мне в пасть,

поздно, нам пора расставаться,

тень.

Операция по удалению оптимизма

Сколько раз себе говорил:

не надо строить планов,

но они всё же нагромождаются,

фундамент мечты не выдерживает

их веса и желания,

всё рушится к чертям собачьим

в один прекрасный из самых прекрасных дней

лего каюк,

кубики не вставляются в кубики.

Разочарованный: засуньте себе их в задницу —

туда, где я теперь.

В жопе темно и скучно,

кто бы подсветил фонариком?

Много подручного материала,

но из говна строить не хочется:

опять всё рухнет.

Этот, с фонариком, меня успокаивает:

потихоньку всё образуется,

и к жопе привыкнуть можно.

С Новым годом

У меня где-то на губах вертится Новый год

я поздравляю

и слышу примерно такое же: «И ты иди туда же»,

и улыбаюсь в ответ,

как разделанный мандарин,