Стихи для гурманов 2 - [5]

Шрифт
Интервал

лаской с пальцев кормлю
инородное тело,
вы тоже, наверное, с кем-то,
только мысленно – вместе
по разным постелям.

Работа

Работа молча, словно рыба
глупыми глазами смотрит на меня,
между нами отношения:
симпатии, объятия, поцелуи, секс,
но нет любви,
я начинаю сомневаться в правильности выбора
сутра,
однако к вечеру как будто отпускает,
сучка, говорит: «Иди
и даже можешь выпить,
разрешаю,
когда захочешь изменить мне,
помни:
всё твоё,
включая будущее, перспективы, роскошь,
квалификацию,
будущее твоих детей —
в моей руке».
Ею она машет перед моим лицом,
в которой вижу беззащитных два яйца.

Знаешь, как поступают на Востоке с женщинами…

– Знаешь, как поступают на Востоке с женщинами,
что изменяют?
– Их закидывают камнями.
К чему это ты?
– Я всё думаю о твоей слепой верности:
почему тебя твой любимый
не завалит цветами?

Беседы на философские темы с карликовым пинчером

Кто мы здесь, зачем и откуда,
есть ли прок в нашем существовании,
я плюю в потолок верблюдом,
позвоночная часть дивана.
Кто нас сделал такими, так много,
разных национальностей,
части тела из полусухого,
разговел душой полусладкой.
Кто я есть, кто я буду, насколько
председатель собственной шкуры,
частью сношенной, замусоленной,
обнимающей спинку стула.
Кто заставил любить так сильно
жизнь и прочие развлечения,
часть любви – это выстрел в спину
и пожизненное бессердечие.
Кто, когда, почему так рано
разбудил всю ненависть жизни,
отчиталась смерть на собрании,
подытожила и унизила.
Кто вы там, зачем и откуда
звёздами таращитесь с неба,
часть меня вылетает сквозь зубы,
не найдя на плевки ответов.
Кто моё отхлебнёт одиночество,
опьянеть, не пугаясь нервно,
пса кусок… что в руках верно корчится
частью утвари и интерьера.

Она могла

Она могла любить его часами:
тик-так, тик-так,
прошло по телу сердце босиком,
что делают
пренебрегающие нами,
натягивая узких улиц
тёмное трико,
уходят,
им тебя не надо больше,
надвинув облаков
на честные зрачки,
происходящее
без них оплошность,
ведь ты не веришь,
что и без тебя
отлично им.

Оконный блюз

Первым ушёл взгляд,
он всегда уходил куда-то, не попрощавшись,
его стремление изменить что-то
заслуживало уважения,
за ним вывалилось в окно
желание быть собой… Бесстрашно
стол покосился на деревянных ногах,
и съехало в пропасть
его и моё поверхностное:
книги, бумага, перо,
как набор творческого начала
ушёл в трёхмерное,
я схватился руками за стул,
на котором раскачивался в задумчивости,
время от времени
мне казалось его расшатывала мечта,
падать не падать,
а это были сомнения.

Я не знаю, для чего я родилась…

Я не знаю, для чего я родилась.
Так.
Живу сама по себе.
Со своим самочувствием.
Ем, сплю, целуюсь.
Или
не ем, не сплю, оттого что целовать больше некого,
не волнуйтесь, я не умру,
от любви никто ещё не умирал,
разве что от её отсутствия.

Разговор

– Что ты любишь больше всего?
– Я? Ты до сих пор не знаешь?
Пить винище,
болтать с тобою о детях
и мужиках
или драгоценностях,
которыми в их руках мы могли состояться,
давай ещё по одной,
позови официанта.

Женщина

Иногда женщина выпадает из рамок
твоего окна жизни,
ты даже не услышишь, как она шмякнется
и погибнет, это жестоко,
тем более, что звонит другая,
говорит: «Ты лучший,
скоро приеду».
Есть время спуститься и глянуть —
живая?
Любит, раз не убежала,
отряхнуть,
отшлёпать,
чтобы так низко не падала,
вернуть в чувства и в прошлое,
поднять,
поносить на руках,
чтобы понять,
какая тяжёлая штука —
женщина.

Любовь к кафешным столикам

О чём скрипит паркет?
Неужели о том, как выжить среди идиотов?
Я прислушиваюсь
к ответу,
отношения между людьми – пустоты.
Мы пробираемся в глубину леса,
я веду тебя пронизанную, как канапе
стрелой амура,
чем дальше, тем интересней,
в чащу столов, стульев, темноты кафе.
Ты выбираешь крайний,
без скатерти, без вида на океан,
послушный,
он потерял все углы и грани
и даже вид из окна.
Нет окна, нет вида,
есть я, ты садишься напротив,
будешь смотреть на меня ревниво
этим летом, этой осенью.

Что ты всё время лежишь…

Что ты всё время лежишь,
а я пытаюсь тебя поднять,
неужели ты не видишь,
что на улице солнце,
улыбается человечество,
тебе надо ему чем-то ответить,
давай, поднимайся,
какой мрачный вид,
и я вынужден тебя веселить,
«Ты всю жизнь
будешь заниматься только этим,
без меня ты зеро, ноль», —
ответило мне, переваливаясь на другой бок,
настроение.

Извержение вулкана

Красный рот гнева —
как жерло вулкана –
оттуда выплёскивается лава
вонючих ругательств,
которые заслоняют небо,
дома исчадье ада,
хочется крикнуть:
– Заткни пасть!
Но в силу волшебного воспитания
я продолжаю играть роль – всё в порядке,
время от времени заглядывая в жерло,
как будто я стоматолог-психиатр в одном халате —
редкое сочетание,
диагностирую:
у тебя отличные зубы,
но душа не в порядке,
рот для того, чтобы целоваться,
если бы ты не кричала,
я бы так и сделал,
тупая,
чаще всего люди злятся
оттого, что другие добрые.

Признание № 7

– Я вас люблю.
– И что мне с этим делать?
– Не знаю,
носите вместо белья.
– Я даже не могу представить,
какого это цвета.
– Оно бесцветное.
– Так и подумала:
такое же, как и признание.

Kiss

Это продолжается изо дня в день,
из года в год,
поцелуи разводных мостов,
облаков поцелуи,
«Поцелуй» Климта,
руки снова берут лицо,
лицемерие,
ладонями и губами,
я заказываю пинту очередную,

Еще от автора Ринат Рифович Валиуллин
Где валяются поцелуи

Если вы никогда не были в стране, где валяются поцелуи, то можно получить визу или даже вид на жительство, просто скинув маски, как это сделали герои одной венецианской истории.


Состояние – Питер

В Питер стекались те, у кого с удачей была напряженка. Им казалось, что приехать сюда стоило только ради того, чтобы тебе фартило всю оставшуюся жизнь. Они еще не знали, что совсем скоро Питер проникнет в их дом, в их постель, он будет все время рядом; куда бы они ни уезжали от этого города, он будет сидеть у них под кожей, как у героев этой истории, где отношения на завтрак, обед и ужин не только со вкусом белых ночей, но и с привкусом серых будней.


Кофе на утреннем небе

Хорошо быть семейным: ты крутишь фарш, она лепит пельмени. Идиллия. Совсем другое дело одиноким: она крутит хвостом, ты лепишь горбатого, а пельмени ждут вас в ближайшем ночном магазине, если дело до них дойдет. Стоило только отвлечься, как кто-то обнес твой дом, похитил не только счастье, не только своего человека, но даже твои дела, оставив тебе только вид из окна. И чем чаще ты смотришь в него, тем чаще приходит одиночество и похищает все мысли.


Привязанность

«Привязанность» – я вязал этот роман несколько лет (часть книги даже выходила в свет отдельным изданием), то откладывая текст, считая его законченным, то возвращаясь к нему вновь, будто что-то забыл. Сказать. Важное. Слишком глубока тема, слишком знакома каждому из нас, слишком близка, слишком болезненна. Речь не только о привязанности одного человека к другому, к тем, кто нас любит, но еще сильнее – к тем, кто недолюбливает, к деньгам, к вещам, к гаджетам, к месту, к Родине, к привычкам, к дому, к друзьям нашим меньшим, к обществу, к болезням, к работе, к обстоятельствам, к личному, безличному и наличному.


Кулинарная книга

В этой «Кулинарной книге» вы не найдете способов приготовления любимых блюд. Только рецепты отношений между мужчиной и женщиной. Насыщенные солью любви, сладостью плоти и специями души, они придают неповторимый вкус этим блюдам. Приятно удивляет их подача и сервировка. Роман придется по душе всем, кто любит вкусно почитать.


Легкомыслие

Легко ли сыграть роль любовницы на театральной сцене, если репетировать ее придется в личной жизни? И стоит ли так драматизировать, когда на кону мечта, а спектакль на каких-то пару актов? Новый роман Рината Валиуллина – своеобразная матрешка, где одна история скрывается в другой, одна тема порождает множество, задевает за живое многих – роковых или легкомысленных, многообещающих или пустых. Смешивая настолько разные ингредиенты в одном блюде: природу любви и муки творчества, испанскую корриду и закулисную возню, грусть психоанализа и радость любопытства, – автор лукаво подает его под названием «Легкомыслие».