Стезя - [4]

Осень дождиком била звонко,

Землю вымыв, как на парад.

Мы укладывали котомки

И шагали в военкомат.

А потом в эшелонах тряских

Нас в неведомый край везли.

Мы несли на плечах солдатских,

Как погоны, покой земли.

1963

Матросская ночь

Дудки боцманские отпели,

Отзвучали колокола.

На разостланные постели

Полночь северная легла.

Знают только одни пароли,

Как сдержать тишину в руках.

Хоть бы море проснулось, что ли,

Раскачалось бы в берегах!

Но спокойна вода. Дыханье

Затаила на дне, а зря.

Хоть бы звезды из мирозданья

В бухте бросили якоря.

Эти звезды особой пробы,

Так лиричен и окоем.

Но устало свернулись робы

До команды: Орлы, подъем!»

Но не зря еще насторожен

Луч прожектора ножевой.

Но бурунам, как бездорожьем,

Ходит катер сторожевой...

1963

* * *

Я лежу, забывшись, под шинелью,

Пропиталась порохом трава.

Но баян негромкой мягкой трелью

Говорит, что в небе – синева.

Бьют в палатки ядра спелых вишен,

Ветер носит запахи жнивья.

На четыре стороны – затишье.

На четыре стороны – друзья.

Пролетит, остынет в поле эхо,

Снова рада отдыху братва.

Лишь порой ударят взрывы смеха –

Так, что в роще сыплется листва!

Хорошо лежать на травке здешней!

В изголовье дремлет пулемет.

Завтра вновь учебный бой кромешный,

И – ура! За Родину вперед!

1964

проводы

Целый день строевым протопали,

Ноги ах как гудят, гудят!

У казармы седые тополи

Полуночной листвой шуршат.

Чуть забудешься,

Все забудется:

Плац, казарма, луна над ней.

Снится улица, снится кузница,

Где подковывал я коней.

По деревне дорога торная,

По деревне четыре дня –

Разухабистая «Подгорная» –

Разгулялась моя родня.

И окрест – по такому поводу!

Перепелки не спят во ржи.

Праздник что ли? Да это проводы:

Провожают меня служить.

1965

Воспоминание

Зябкий вечер. Не спит деревенька.

Скудным светом окошки горят.

О морозную стукнув ступеньку,

Кто-то вышел с огнем фонаря.

Стих движок, полумрак в кинобудке.

Самокрутки дымят зелено.

В старой церкви четвертые сутки

Про Чапаева крутят кино.

Кончен фильм. И скамейки сдвигают.

Осмелели – бояться кого?!

А под куполом ангел летает,

И махоркой разит от него.

Шире круг! И начищенный ярко,

Гармонист вскинул русую прядь.

Выплывает лебедкой доярка,

Ей до Бога рукою подать.

А за стенкой метель-завируха,

Волчьи стаи скользят далеко.

Страшно бабкам. И крестятся глухо,

Но однако на сердце легко.

С колоколенки, с клироса, с лестниц

Устрашающий слышится гул.

Но танцует неистовый месяц,

Богохульствуя в общем кругу.

Лишь «киношник» – он с лампой дежурной! –

Спит себе, примостясь па дровах.

И в бумажном кружке абажура,

Как икона, его голова.

Потрудился! Будить его лишне,

Может, видит хорошие сны.

Он один на деревне «всевышний» –

Уцелевшим вернулся с войны.

1965

Утро в тобольском порту

Гудят суда и грузно входят в порт,

И дым их труб как будто сросся с небом

Уже привел две баржи теплоход –

Тяжелые, наполненные хлебом.

И огласил окрестность трубный крик,

И эхо сникло в безднах Иртышовых.

Наверно, онемевшие на миг,

Застыли щуки в плесах камышовых.

Здесь, под стеной сибирского кремля,

Радушные растворены ворота.

Неторопливо дышат дизеля,

И в руки кранов просится работа.

Бросает солнце луч через реку,

Высвечивает лица молодые.

И я однажды также – по гудку

Ступил на эти трапы смоляные.

Но начат день, и жизнь в порту кипит, –

Над всей Сибирью расправляет плечи.

Здесь, на воде, которая не спит,

Живут суда совсем по-человечьи.

1965

Ласточки

Домик наш был ничем не приметен

На закрайке большого села.

Вдоль забора – рыбацкие сети,

А в сенях топоры и пила.

В светлой горнице – стол и божницы,

Ни к чему было бога гневить.

Вот и ласточки, добрые птицы,

Присоседились гнездышко вить.

Над крылечком, над самою дверью,

Спозаранку брались за труды,

Не знавали о старом поверье,

Но хранили наш дом от беды.

О печалях он больше не слышал,

А в июльскую пору, в тепло,

Ласточата вострили над крышей –

От полета к полету – крыло.

Щебетали, что радостно будет

Вновь вернуться к пенатам своим.

Понимали: в дому не убудет

Ни тепла, ни участия к ним.

1965

Вечереет

Дом крестьянский с ладной русском печкой,

С крепким квасом в темном погребке.

Вот отец выходит на крылечко

С инструментом плотницким в руке.

– Как делишки? – спросит. – Все в порядке?

Видно, будет дождичек. Пора!..

Спит пила, завернутая в тряпку,

И сияют щеки топора.

Вот и мать, – она вернулась с луга,

В складках платья свежий запах трав.

Отдохнув, косу относит в угол,

Под косынку волосы прибрав.

Вот во двор выходят друг за другом,

Луч закатный плечи золотит.

В тишине на целую округу

Умывальник весело звенит.

1966

* * *

Среди лесом, озер и пашен,

Ручьев, застывших на бегу,

Давно стоит деревня наша,

Расставив избы на снегу.

Быть может, ей все снится, спится

Созревший колос под дождем,

Ветряк, похожий на жар-птицу,

Впустую машущий крылом.

В те дни от кузницы прогорклой

Катился выстук молотков

И сыпал кто-то поговоркой –

Про мясо, масло, молоко...

И мужики на бурных сходках...

Те беды матушки-земли...

Тогда ее склоняли в сводках,

Иль оставляли в забытьи.

Потом, опять утершись трижды

Узорным пологом ракит.

В рядок выстраивала избы

Печными трубами – в зенит.

И вновь пахала и косила,

Хвалилась зеленью садов.

Не позабудь ее, Россия,

В нарядном блеске городов.

1966

На посту

Сегодня на вахте не будет аврала,

Сегодня парадный наводится лоск.