Стезя - [3]

Говорливый и светлый вокзал,

Где в буфете хорошие булочки,

Я вкусней их нигде не едал.

Тополя в небе ветви упрятали,

Там незлобно грохочут грома.

Словно замки, стоят элеваторы,

Полновесных пудов – закрома.

И друзья у меня здесь фартовые,

Работяги – не шушера-сброд.

Вот и домик под крышей тесовою,

И девчонка моя – у ворот.

Здесь я с нею целуюсь под лунами.

Как на крыльях, сюда я лечу.

Своенравная, гордая, юная...

А другой я и сам не хочу.

1962

* * *

Соберу я охотничью справу.

И с заветной двустволкой отца

На осеннюю выйду забаву –

И опробую бой ружьеца.

Мне не надо трофеев богатых,

Браконьерской добычи лихой.

Знаю, встретит рыбацкая хата

Запашистой карасьей ухой.

А на утро, как только разбудят,

И подслушаю – в синей дали,

Что же все-таки судят о людях,

Покидая наш край, журавли.

1962

* * *

Где-то с бубенцами

Тронулась заря.

Пахнет огурцами

Сонная земля.

Стынет у окошка

В кружках молоко.

Лунная дорожка

Скрылась далеко.

Нарядилось утро

В голубую тень.

Красным перламутром

Заблестел плетень.

Не звенит капели

Тихая вода.

Где-то отзвенели

Юные года.

1962

* * *

Эх, дорога моя осенняя,

Ну куда ты меня зовешь?

Нынче я заболел Есениным,

Не уедешь и не уйдешь.

Не излечит ни друг, ни женщина,

Все земные тщеты слабы.

И не тот уж я деревенщина,

Чтоб не чувствовать глас судьбы.

Из печалей я радость выковал,

Вот уж тесно словам в груди.

Клен есенинский слезы выплакал,

Просит: только не уходи!

Эх, дорога моя осенняя...

1962

Утро

Знамена зари поднимает восток

И в слабой прохладе полощет.

И месяц истаял, и звезд туесок

Просыпался в дальнюю рощу.

Растекся малиновый свет по реке

Но чудо мгновение длится.

А локон тумана висит в ивняке,

Но тоже вот-вот растворится.

И мне хорошо, я расту и дышу,

Как свеженький гриб на рассвете,

И каждому утру в восторге спешу

Излить откровения эти.

1962

* * *

Я машинам не семафорю,

Сам дотопать хочу до цели,

С сапогами в дороге спорю,

Чтоб не жали и не скрипели.

Ни к чему мне в пути сутулиться,

Золотая томит забота:

Мне ведь тоже на нашей улице

Очень нужно любить кого-то...

1962

Весна

Проснулись весёлые улицы,

Задрав тополей хвосты.

От солнца и лужи жмурятся,

Как мартовские коты.

Концертом скворцов, их трелями,

Разбужена глушь и тишь.

Азартно звенят капелями

Оркестры железных крыш.

Где санки? В сарай заброшены!

Утихла пурги пальба!

Сельмаг – нарасхват! – галошами

Торгует – аж пот со лба.

Вот бабы – от баньки розовы,

Сошлись языки чесать.

И школьный колок березовый

Торопится воскресать.

1962

Кузница

Кузница копченая –

До моха, до бревна.

Железо раскаленное,

Кривая борона.

Плугов колеса смятые,

Сухой стожок угля.

Как на кресте распятая,

Под кузницей земля.

Огонь неукротимо

Полощет языки.

И выплывают дыма

Белёсые клубки.

В руках тугая сила

Внушительно звенит.

Кузнечное зубило

С металлом говорит.

Чтоб жили, полыхая,

Пшеницы вороха,

Кувалда огневая

Клепает лемеха.

1962

Теперь

Вымыл с мылом мазутные руки,

Бросил трактор, в газету удрал.

И ношу теперь узкие брюки –

Те, которые я презирал.

И не лирика властвует мыслями,

Недосуг созерцать облака:

Пообвешал меня коромыслами

Двухпудовый надой молока.

Обуял еще зуд агитации,

Мое имя теперь на слуху.

С умным видом строчу информации,

Спохвачусь: ведь порю чепуху!

С тайной думой о славе, о публике,

Уж под утро зароюсь в кровать...

Хорошо еще сдобные бублики

Высылает посылкою мать.

Хорошо, когда рифмами вспенится

Непокорный – души! – уголок:

И растет золотая поленница

Упоительных звуков и строк.

1692

Праздничное

Оркестров медь, речей разлив,

День в барабанном тонет громе.

Морозец, лужи остеклив,

Храпит, как конь на ипподроме.

Багряный цвет поводья рвет,

И все горды, что люди – братья.

Вот хлынул в улицу народ,

Как в распростертые объятья.

Опять Авророва заря

Взошла в наш утлый купол бледный.

И я во славу Октября

Провозглашаю тост хвалебный.

И пусть убродно, зябко пусть!

О, красный день, гори и жарься!

Продрог в плащишке, но держусь,

Пою о яблонях на Марсе.

1962

* * *

Пыль садится на кромки дорог,

В этот час пригоняют табун.

Задвигает засов у ворот

Светлый первенец лета – июнь.

Сеновал приготовил постель,

И в ограде, напротив окна,

Из бадьи, что поднял журавель,

Долго пьет молодая луна.

1963

В детстве

На окошках белые узоры

Слишком густо выткали морозы.

В куржаке высокие заборы,

И скрипят по улице обозы.

Санный путь не дремлет, не пустеет,

Лошадиным храпом оглушенный.

Сеновал за домом зеленеет,

На сугробы смотрит удивленно.

Пацаненок в клетчатой рубашке

Дышит на узоры ледяные:

Хорошо бы с горки на салазках!

Хорошо, да валенки худые.

Санный путь не дремлет, не пустеет,

Мягко на возах, как на подушках.

А под вечер хата обогреет,

Приютит, как добрая старушка.

И огонь в печи заполыхает

Пусть зима лютует за дверями!

И закат, на небе отцветая,

Сказочно зардеет снегирями.

1963

* * *

Я уезжал.

В окне цвела герань,

Сырая осень жалась к подворотне.

И сладко так от крепких жарких бань

По всей округе плыл дымок субботний.

Автобус дожидался у плетня.

И день стучал в наличники резные.

Совала трешки добрая родня –

Зеленые бумажки трудовые.

Я денег тех тогда не отстранял,

Я принимал их честными руками.

Мой трактор возле кузницы стоял,

Дыша еще горячими боками.

И вот Москва!

Взволнован неспроста:

Вокруг дома

Как в облака ступеньки!

Наверное, здесь эта красота

И от моей сибирской деревеньки.

1963

В год призыва