Стезя - [18]

Ну скажем, от Гамбурга повесть ведет!

Но в мирном уюте совхозной конторы

Ответили весело: «Кто разберет...»

Над Самбургом ясные плавают луны, –

Как раз для романтика и моряка!

И верю: однажды заморские шхуны

Приветила Пур – ледяная река.

Да вот она рядом: рыбачьи баркасы,

В угрюмой воде – чешуя облаков.

Как трапы, скрипят короба теплотрассы,

И веет экзотикой средних веков.

И чудится парус на мачте смолистой,

И, взором в Полярную вперясь звезду,

Сам Петр инкогнито сходит на пристань,

Ботфорты поскрипывают на ходу.

1981

В ожидании вертолета

Скудный ягель у тощих поленниц

И короткий полуденный свет.

Да и сам я – как тот окруженец:

Ни харча и ни курева нет.

В ожидании срочного борта

Я торчу, как осколок судьбы,

На околице Нового Порта,

В километре от Обской губы.

И в сельмаге – бревенчатой хате

(Продавщица уж очень мила!)

Разоряюсь на кильку в томате

И пирую: была не была!

И решаю, бродя у поленниц:

«Если б не было отчих полей...»

И о тундре тоскующий ненец

Говорит, что и там веселей.

1981

Осень пришла

Блекло. Сумрачно. Пусто.

Лишь рябины красны.

Холодеющим хрустом

Налились кочаны.

Напиталась, набухла

Зябкой влагой земля.

Одиноко пожухла

На меже конопля.

И низины и кручи

Иней осеребрил.

Бечеву свою в тучах

Тянет крохотный «Ил».

Но веселое дело:

Вот – за далью оград

Вновь, как ратники, в белом

Березы стоят.

1981

* * *

Много снега и света в окне;

На рябине притихли синицы.

Может, лучшее дело и мне –

Успокоиться, остепениться.

Для надежности выпить вина,

Развеселое будет начало!

И навеки забыть имена,

От которых душа трепетала.

Вьюга вой и рябина гори,

Замерзай и березка нагая!

Но душа говорит: не дури,

Где сегодня твоя дорогая?

Я не знаю. И сердце молчит.

А в окошке, толста и носата,

Только снежная баба торчит,

Не мигая, торчит до заката...

1981

Из письма другу

...Похвалился бы да нечем,

Все над рифмами корплю,

Сигаретами калечу,

Сокращаю жизнь свою.

Через час приедет Римма...

В тонком таянье духов

Посидим, поговорим мы,

Не касательно стихов.

Никого не замечая,

И не зная, как нам быть,

Потихонечку вздыхая,

Разбирая жизни нить.

Помолчим при тихих думах

До интимного темна.

Из высоких чешских рюмок

Выпьем легкого вина –

За шальную, проливную,

Поднимающую ввысь,

За нескладную такую

Человеческую жизнь...

1981

В пасхальную ночь

А дождик то сыпал, то лил

На купол, на белые стены.

И колокол, колокол бил, –

Христос поднимался из тлена

Там пели, там был полумрак,

И веры там – полная чаша.

Но не пропускала зевак

В церквушку милиция наша.

Сурово держался дозор.

И, как протодьякон с амвона,

Апостольским басом майор

Вещал из трубы мегафона:

«Вы шли бы, ребята, домой,

Хорошие ж вы человеки!»

Мы шли, целовались с тобой

И верили – это навеки!

В ту ночь – хоть у неба спроси!

Сердца наши нежно стучали.

Уж после мы, утром, в такси,

Как грешные ангелы, мчали.

1981

* * *

Я люблю тебя все сильней,

Я примчусь к тебе, – долги ль сборы!

Растреноживаю коней,

Выбираю, резвей который.

Нету времени размышлять, –

Опоясан, экипирован.

Вот и конь, молодая стать,

На четыре ноги подкован.

По-разбойничьи прискачу,

Заупрямишься, знаю штуки;

И калыма не заплачу,

И погоне не дамся в руки!

Ахнет Азия. И окрест

Долго будут не верить слуху.

Азиаточка, – вот те крест! –

Я и сам азиат по духу.

Выбрось загодя все ключи,

Все замки, не жалей потери.

И не вздумай держать в ночи

На железном запоре двери.

1981

* * *

Попили «ситро». И опять

Прибавилось сил и отваги.

Приказывай крепости брать, –

Падут перед доблестью шпаги!

Вели! Будут петь соловьи,

Расступятся стены любые.

Я знаю, у нашей любви

И небо, и кровь – голубые.

Коня мне и полю небес;

Вернусь после битвы опасной.

Пора! И рука на эфес,

Другая – для дамы прекрасной.

И руку я ей протянул.

И надо ж, в такие моменты,

Сержант подошел, козырнул:

«Прошу, гражданин, документы...»

1983

Так мы и мчали

Автоэкспресс –

По Тюмени, по улицам летним!

Серый асфальт,

Отдыхающий от перегрева.

Так мы прощались, –

Летели экспрессом последним,

Чинно сидели, как будто –

Король с королевой.

Неотвратимость,

Нелепость разлуки полночной –

Все принимала

Уставшая за день планета.

На голубом был очерчен

Твой профиль восточный,

Взгляд утешительно

Вспыхивал ласковым светом.

Так мы и мчали

В каком-то экранном скольженье

Мимо домов

И соседей, взирающих строго.

Губы томились

И руки искали сближенья...

Это потом уж

Я брел через ночь одиноко.

Грустно ли было?

Не помню. А помнится чудо! –

Наш поцелуй под раскат

Самолетного грома...

Вот и сейчас ожидаю

Я радость оттуда –

Из поднебесья,

Из грохота аэродрома.

Прямо с высот –

Из пленительной повести лета! –

Борт реактивный на шинах горяч

Подкатит.

Выйдешь ты вся в золотинках

Осеннего цвета,

Как тебя ждал я,

Рассказывать жизни не хватит.

1982

* * *

Тане

В серое одевали,

Все порешив, врачи,

Словно околдовали,

Выследили в ночи –

Хрупкие эти плечи,

Гордую эту стать.

Мне защитить их нечем,

Грудью на грудь не встать.

Если б во поле белом,

Если б – кругом враги,

Ее ли б такое дело...

Господи, помоги!

1982

Выздоровление

Ну, конечно, родная,

Давай удерем

Мы из этой больницы

На солнце, на волю!

Ровно в полдень

За Волгу уходит паром,

Хорошо там в просторном

Ромашковом поле.

Мы бы шли через поле,

Счастливо близки,

Мы бы заново мир

Открывали чудесный.

И о нас рассказали бы

Нам лепестки,

Им про «любит – не любит»

Все точно известно.