Стезя - [10]

Чудится, будут эти

Ласковые места:

Галки над крышей храма,

Лошади вдалеке

И у калитки мама

В майском своем платке.

1974

В заграничном отеле

1

Чего он хочет, голос странный –

В два тридцать ночи, черт возьми! –

За телефонною мембраной,

Как бы за темными дверьми?

Всю душу вытянул по нитке,

Я как привязан к проводам.

И не выдерживаю пытки: –

Ну что не спится вам, мадам?

Распахнул окно пошире:

Дождит нерусская весна.

А может там, в полночном мире,

Любовь, пожар или война?

Гуляет поздняя пирушка

Под сенью вымокших аллей.

Вот так и вспомнишь: где же кружка,

С которой сердцу веселей?

2

Настойчиво, гортанно

Звонят мне без конца

И снова за мембраной

Не разглядеть лица.

Теперь мне в ухо дышит

Таинственно и зло.

Заочно ненавижу

«Клиента» моего.

Ну что он в самом деле,

Хоть трубку на куски!

Ворочаюсь в постели,

Зверею от тоски.

Гляжу остекленело,

Но думаю пока:

«Хорошенькое дело –

Незнанье языка!»

Всю ночь в окошке узком

Качается звезда...

Послать его по-русски,

Пусть думает – куда?

1973-1979

В королевском замке

Грозны башни древнего колосса,

Но за узким таинством дверей

Пыль веков собрали пылесосом,

Полумрак сбежал от фонарей.

Гид ведет направо да налево,

Непростые зрелища суля: –

В этом зале – ложе королевы,

Этот зал – покои короля...

Сам король – с картины

Смотрит строго:

Безупречны локоны и стать,

Молодой, наверно, равный богу,

Так и ждешь – начнет повелевать!

Голубая лента, эполеты! ...

Я ж, признаться, думаю о том,

Как он ночью шел на ложе это

Мимо сонной стражи босиком.

1974

Разговор

Как не приветить гостя: все ж сосед,

Одним плетнем граничат огороды,

Одной тропой бегут здесь наши годы –

Его – в закат, мои еще в рассвет.

Опять прознать все надо старику:

– Со службой как?

Не видно было что-то?

– Был в отпуске...

– А, понял, – в отпуску...

– И это надо, коли заработал...

Мы говорим, как будто ни о чем,

Коль понимать не сердцем, а рассудком.

А он – ладони в рупор над плечом –

Мои слова улавливает чутко:

– Да вот поездил, был в чужой стране,

Да без забот пожил себе у моря...

– Оно и мне случалось... на войне.

И вдруг всерьез:

– Что там о нас гуторят?

– Да разное... – Киваю головой.

– Так, так оно... –

– Махру вдыхает злую,

И узловатой жилистой рукой

Оглаживает бороду седую.

1974

Страда

Тук-тук-тук –

проснулся первый молоточек,

Заиграл-запел над лезвиями кос!

Тук-тук-тук –

упало эхо на лужочек,

Распрямись, трава!

В деревне сенокос!

Над оградами,

домами,

гаражами

Звук старинный прокатился за версту.

Как я вовремя приехал, горожанин,

Нынче руки у деревни на счету.

Ты отбей, Василь Ермилович, мне косу,

Оселком поправлю,

будет хоть куда!

Я-то знаю, все вселенские вопросы

Отступили перед временем –

Страда!

Вот идет она,

На зорьке пламенея,

Синевою умывая и бодря,

Даже наш медовый месяц, не жалея,

Приказала отложить до сентября.

1974

Случай

Старый конь провалился под лед,

Не бывал он в такой передряге.

Не поспей на подмогу народ,

Не вернуться бы с речки коняге.

А потом он дрожал у плетня.

– Хорошо бы под теплую крышу! –

И под звонкие крики мальчишек

В крайний дом затолкали коня.

Сокрушаясь, хозяин нагреб

Полведерка овса из сусека:

– Это видано ль, граждане, чтоб...

Чтоб скотину – в жилье человека!

Грустно старый коняга заржал,

Ржанью вьюги откликнулся тонко,

Может быть, он в тот миг вспоминал

Вольный луг и себя жеребенком...

1974

* * *

Дымя соляркой и бензином,

Рядком шли тракторы, звеня...

Негородская та картина

Опять встревожила меня.

Я вспомнил час побудки сонной,

Рев «пускача» и стан ночной,

Где спал, не сняв комбинезона,

В обнимку с рыжею травой.

Ведь там как раз, в зените лета,

Набрав подоблачный предел,

В лучах июльского рассвета

Счастливый жаворонок пел.

1974

Друзьям

Схоронить, как всех трудящихся...

Из распоряжения обкомовского начальника

...А умру, вы в обком не ходите,

Оградите от лишних помех,

В чистом поле меня схороните,

Где хоронят трудящихся всех.

Там и лягу в глухой обороне,

Там додумаю думу свою –

Ту, что я на земле проворонил,

А порою топил во хмелю.

А подступят бесовские хари,

С ними я разочтусь как-нибудь.

В одиночку, вслепую нашарю

В небеса предназначенный путь.

Снова будут дороги крутые.

И в конце, как простой пилигрим,

Постучусь во врата золотые:

«Слава Богу, добрался к своим...»

1975

Подражание Лорке

В долине теней вечерних,

Где пела беспечно птаха,

Я взял ее двадцать весен,

Она отдала без страха.

Восторженно и поспешно

Слова дошептали губы.

И якорь на медной пряжке

Увлек нас на травы грубо.

Еще, трепеща и ластясь,

Шуршали ее наряды.

И жарко теснились груди,

Нетвердо прося пощады.

Долину сокрыло мраком,

Отбой протрубили в части.

Как флаг пораженья, тело

Белело огнем и страстью.

Я должен был в ноль двенадцать

Быть в роте пред командиром,

Но все позабыл в восторгах –

Уставы и честь мундира.

Прошла морская пехота

На стрельбы ночные звонко.

И снова метались бедра.

Как два – взаперти! – тигренка.

Не скоро освобождение

Мы стихли, как два пожара.

Ее заждались уж дома,

Меня – гауптвахта, нары.

Пока, отгорев, лежала

Она в полутьме покорно,

Раздавленную клубнику

Ножом соскребал я с формы.

1975

Кино 1945 года

Памяти киномеханика М. С. Фадеева

Ни припевок, ни баб у колодца.

Кроме клуба, в домах – ни огня.

Там Фадеева Мишку, сдается,

Осаждает опять ребятня.

Нынче Мишка в себе не уверен,

Но мальчишки-то знают давно:

Он костьми может лечь возле двери,