Степная полоса Азиатской части СССР в скифо-сарматское время [заметки]

1

Появление первых элементов кочевого уклада В.П. Шилов относит к ямной эпохе и считает, что в эпоху срубной культуры существовало уже два хозяйственных уклада — оседлый скотоводческо-земледельческий и кочевой (Шилов В.П., 1970, с. 25).

2

Предложенный позднее термин «эпоха древних кочевников» (Хазанов А.М., 1973, с. 9; 1975, с. 272) отражает суть тех же процессов и в тот же хронологический отрезок. Однако, помимо иной номенклатуры, в основу этой периодизации положены и иные критерии. Автор ее предложил взять за основу всегда существовавшую тесную и детерминированную связь между кочевыми и оседло-земледельческими обществами. Как считает А.М. Хазанов, представляется допустимым разделить историю развития кочевых обществ на три эпохи в соответствии с общей периодизацией всемирной истории: эпоха кочевников древних, средневековых и нового времени (Хазанов А.М., 1975, с. 272).

3

Надо иметь в виду, что определение это выработано на основе этнографических источников, а потому такой признак, как отсутствие гончарства, практически неприемлем для ранних кочевников скифо-сарматского времени (VII в. до н. э. — IV в. н. э.), которые в большинстве случаев изготовляли свою лепную керамику.

4

Исследования двух могильников (Ташкурганский и Алагоу), проведенные в последние годы на территории Восточного Туркестана (Турфанская долина, юго-восточные окраины Тянь-Шаня), позволили некоторым исследователям Литвинский Б.А., 1985; Литвинский Б.А., Погребова М.Н., Раевский Д.С., 1985) говорить о культурной близости населения этого района с племенами северо-восточной части Средней Азии (Ред.).

5

Геродот, правда упоминает племя даев (I, 125), что, по мнению исследователей, соответствует персидскому daha (Струве В.В., 1968, с. 51, след.; Доватур А.И., Каллистов Д.П., Шитова М.А., 1982) (Н.Г.).

6

Возможно, здесь речь идет о другой ветви юечжей, так называемых юечжей дома Чжаову (Вайнберг Б.И., 1977, с. 75–77) (Н.Г.).

7

Подробнее о понятии Средняя Азия см.: Древнейшие государства Кавказа и Средней Азии. М., 1985. Сер. Археология СССР, с. 178, 179.

8

Локализация апасиаков в междуречье Амударьи и Сырдарьи основана на данных Птолемея и выводе С.П. Толстова об отсутствии в античный период стока Амударьи в Каспий.

9

Ср., например, подход к хронологии и этнической атрибуции курганных могильников южного Таджикистана в работах А.М. Мандельштама (1966а, с. 137–162) и Б.А. Литвинского и А.Б. Седова (1983, с. 27 и след).

10

Последнее время в зарубежной и советской этнографии проводились исследования по уточнению самих понятий племя, конфедерация или союз племен, что и привело к их переосмыслению. С.А. Арутюнов и Н.Н. Чебоксаров предложили заслуживающую внимания аргументацию в пользу того, что еще в первобытном обществе основными этносами были не племена, а их группы, или соплеменности (Арутюнов С.А., Чебоксаров Н.Н., 1972). Это особенно справедливо в отношении возникающих на закате первобытной истории, в ходе процессов потестаризации и интеграции этносов, объединений родственных племен. Это тем более верно в отношении кочевнических общностей с их относительно частыми перегруппировками при относительной однородности культуры (Першиц А.И., 1982, с. 166, 167) (Ред.).

11

Датировка кургана Аржан IX–VII или IX–VIII вв. до н. э. (Грязнов М.П., 1983а, с. 3; Ильинская В.A., Тереножкин А.И., 1983, с. 14) нам представляется заниженной.

12

Против этой точки зрения выступает Л.Р. Кызласов, утверждающий, что культура саков генетически связана с дандыбай-бегазинской, к которой он относит и мавзолеи Северного Тагискена. Культура эта, по его мнению, была в Казахстане пришлой и лишь благодаря соседству вобрала в себя некоторые андроновские элементы (Кызласов Л.Р., 1977, с. 71). Помимо того, что решение об отнесении Северного Тагискена к дандыбай-бегазинской культуре представляется мне, автору раскопок, чересчур прямолинейным, тот пришлый компонент, который очень заметен в культуре мавзолеев, отнюдь не свидетельствует о ее пришлом характере в целом. Основой ее, и притом местной, была андроновская культура в ее позднем феодоровском проявлении, что очень заметно при анализе керамических комплексов.

13

Название «чирикрабатская культура» предлагается в литературе практически впервые. С.П. Толстов выделял ее как жаныдарьинский вариант кокчатенгизской культуры (Толстов С.П., 1962б, с. 136, 137). Под последней он имел в виду культуру всех «варварских» племен периферии Хорезма как в дельте Амударьи, так и на Сырдарье. Эта точка зрения не получила подтверждения. Открыта куюсайская культура в левобережном Хорезме, резко отличная от памятников по Акчадарье в правобережном Хорезме и от сырдарьинских. Поэтому само понятие кокчатенгизской культуры представляется устаревшим и в литературе больше не отмечается. Название «чирикрабатская культура» предложено по крупнейшему ее памятнику — городищу Чирик-Рабат (табл. 6, 4).

14

Среди неопубликованных материалов из раскопок В.Н. Пилипко на территории северной Парфии (к востоку от Ашхабада) есть керамический комплекс усадьбы, наиболее близкий жаныдарьинскому материалу. Баночные формы с подкосом там тоже отсутствуют. В.Н. Пилипко датирует этот памятник IV–III вв. до н. э.

15

Об отождествлении в данном случае Меотиды с Аральским морем см.: Gutschmid A., 1888, s. 31; Бартольд В.В., 1965, с. 30.

16

О локализации даев в этом же районе Приаралья в целом см.: Литвинский Б.А., 1972б, с. 173. Там же сводка литературы.

17

О взаимоотношениях дахов (даев) с массагетами в Прикаспии по данным археологии см. ниже (гл. четвертая. Раздел «Кочевники северо-западной Туркмении»). Обзор литературы по этому вопросу см.: Литвинский Б.А., 1972б, с. 173.

18

Названия периодов условны. Особенно это касается усуньского периода, поскольку начало его мы относим к III в. до н. э., а массовое появление усуней, как и юечжей, на этой территории датируется серединой II в. до н. э.

19

Мы придерживаемся той же периодизации, что была предложена в предыдущем разделе: сакский период — VIII–III вв. до н. э.: усуньский — III в. до н. э. — V в. н. э.

20

Датировка, предложенная Б.А. Литвинским, как нам кажется, более всего приближается к истине. Ссылки Ю.Д. Баруздина и Ю.А. Заднепровского на раннесарматские зеркала и мечи не могут служить достаточным аргументом. Мечи без навершия с прямым перекрестьем, о которых пишет Ю.А. Заднепровский, встречаются в сарматских погребениях вплоть до II в. н. э. включительно. Ситуация с зеркалами еще сложнее. Во-первых, среднеазиатские зеркала не идентичны сарматским ни в деталях, ни по размерам. Во-вторых, среднеазиатские зеркала (в частности, зеркало из кургана в Келесской степи, на которое ссылается Ю.Д. Баруздин) датируются (по римской фибуле Avcissa) временем не ранее I в. н. э. В-третьих, среди огромной серии зеркал в могильнике Алтын-асар 4 (восточное Приаралье) обнаружены как архаические формы, так и раннесарматские. Л.М. Левина датирует Алтын-асар 4 III в. до н. э. — VI в. н. э. После этой находки остро встала проблема создания региональных датировок каждой категории вещей. Особенно это касается зеркал и оружия (Ред.).

21

В 1982, 1986 гг. Л.Т. Яблонский в могильнике Сакарчага 6 обнаружил детали конской узды и предметы с прекрасными изображениями в зверином стиле в сочетании с большими наборами бронзовых наконечников стрел конца VIII–VII в. до н. э.

22

Понятия «сарматский круг племен» (Б.И. Вайнберг) и «восточные сарматы» (А.М. Мандельштам) условны. Сарматские племена Восточной Европы, Нижнего Поволжья и Южного Приуралья, оставившие единую археологическую культуру в ее локальных вариантах, по большинству параметров погребального обряда и инвентаря отличаются от кочевников и полукочевников Средней Азии, Восточного Туркестана и Центральной Азии. Близкие, но не тождественные по устройству погребальные сооружения — подбои и катакомбы (они отличаются от сарматских формой и размерами входных ям, камер, деталями обряда), сходство оружия, некоторых форм пряжек, зеркал и т. д. не доказывают единство происхождения или этническое единство. Речь может идти лишь об общих эпохальных явлениях, свойственных кругу кочевых и полукочевых племен, населявших евразийскую аридную зону. Как в скифское время их объединяла так называемая скифская триада, так в сарматскую эпоху обнаруживаются параллели в формах погребальных сооружений (за счет близости религиозно-идеологических представлений) и некоторых категорий инвентаря (оружие, отдельные формы пряжек, зеркал). Близкие черты в формах культуры этих племен связаны, очевидно, с примерно одинаковым уровнем развития производительных сил и единым хозяйственно-культурным типом этих обществ (Ред.).

23

Имеется в виду комплекс лепной светлоангобированной керамики, выявленный в материалах Кой-Крылганкалы и характерный для памятников первых веков нашей эры правобережного Хорезма (Кой-Крылганкала — памятник культуры древнего Хорезма…, с. 122, 126, 130).

24

По мнению В.В. Латышева, «дребики» — то же, что дербики (дербаки) Страбона (XI, 8, 8), Курция (III, 2) и Мелы (III, 39). См.: ВДИ, 1949, № 2, с. 305.

25

Самая высокая точка Султануиздагских гор в правобережном Хорезме практически совпадает по высоте с Чолюнгыром и Текеджиком и много ниже Балханских гор.

26

Горные районы верховьев Бухтармы в географическом и историческом отношении входит в состав западного Алтая и, следовательно, рассматриваются вместе с другими районами Алтая.

27

Опубликована лишь краткая информация о результатах раскопок (Пшеницына М.Н., Поляков А.С., Подольский М.Л., Савинов Д.Г., Кузьмин Н.Ю., 1979; Боковенко Н.А., 1981б; Паульс Е.Д., Подольский М.Л., Кузьмин Н.Ю., 1981; Паульс Е.Д., 1983). Но вполне ясно, что на юге Хакасии есть не только каменноложские памятники, но и карасукские (могильник Сабинка II).

28

Подобные выделения вполне оправданы, диктуются самим материалом и перекликаются с выделявшимися ранее группами памятников переходного типа, имеющими по ряду признаков связи как с карасукской, так и с тагарской культурами. Они отмечены в серии работ: Киселев С.В., 1951; Членова Н.Л., 1983; 1967; 1972а.

29

Выделенные этими исследователями дэрестуйский и суджинский этапы культуры хунну не соответствуют группам памятников дэрестуйского и суджинского типов, которые рассматривает ниже В.А. Могильников.

30

М.П. Грязнов сам понимал, насколько искусственно это деление, не отражающее реальных исторических событий. Именно поэтому в его последних работах выделение начальной фазы культуры ранних кочевников носит гипотетичный характер. Учитывая все это, было решено соединить два выделенных М.П. Грязновым этапа — куртуский и майэмирский, тем более что собственно майэмирские комплексы отошли к куртускому этапу. В настоящее время ведутся интенсивные и целенаправленные исследования по изучению памятников именно начальной фазы развития ранних кочевников Саяно-Алтая (Боковенко Н.А., 1985; 1986; Марсадолов Л.С., 1985; Молодин В.И., Петрин В.Т., 1985; Степанова Н.Ф., 1986). Надо думать, что в дальнейшем станет возможным аргументированное разделение более ранних и более поздних комплексов в рамках VIII–VI вв. до н. э. Неоднозначно решается вопрос и о дате Шибинского кургана, давшего название последнему этапу в периодизации М.П. Грязнова. Большинство исследователей (Руденко С.И., 1960, с. 836; Черников С.С., 1975б, с. 133; Баркова Л.Л., 1978, с. 43; 1979, с. 64) относит его ко времени больших алтайских курганов пазырыкского типа, т. е. к V–III вв. до н. э. (возможно, к V–IV вв. до н. э.), что представляется достаточно обоснованным. По-видимому, так же или временем не позднее III в. до н. э. следует датировать и курганы Катанда и Берель. Отнесение кургана Шибе к пазырыкской эпохе лишает смысла название последнего (шибинского) этапа. Поэтому в качестве оптимального варианта следует, на наш взгляд, этапы развития культуры ранних кочевников Саяно-Алтая обозначить так: ранний (VIII–VI вв. до н. э.), средний (V–III вв. до н. э.) и поздний (II в. до н. э. — I в. н. э.) (Ред.).

31

Проведенное недавно в химической лаборатории Государственного Эрмитажа и на кафедре молекулярной спектрологии ЛГУ изучение обломков этой чашечки, а также фрагментов лаковых изделий из Пазырыкскнх курганов (V–III вв. до н. э.) и курганов Ноин-Улы (рубеж нашей эры) показало, что лаки из Пазырыкскнх курганов и кургана Шибе идентичны и отличаются от лаков Ноин-Улы. Следовательно, время изготовления шибинской чашечки также укладывается в рамки V–III вв. до н. э., когда производство лаковых изделий в Китае достигло высокого совершенства (Баркова Л.Л., 1978, с. 42, 43) (Ред.).

32

Предлагаемый текст по позднему (шибинскому) этапу развития раннекочевиических племен Саяно-Алтая был написан М.П. Грязновым еще в 1982 г. Окончательная подготовка работы к изданию завершалась уже после смерти автора, который, к сожалению, не успел и не смог собрать, заново обработать и осмыслить обширный новый археологический материал, полученный при раскопках рядовых могильников скифо-сарматского времени Алтая и его северных предгорий. Анализ всей совокупности источников, включая и новые материалы, проведенный другими исследователями, позволил им высказать иные суждения, часть которых представляется наиболее реальной (Баркова Л.Л., 1978; 1979; Суразаков А.С., 1985). В первую очередь речь идет об «удревнении» памятников шибинского этапа. Его верхнюю хронологическую границу определяют концом III — началом II в. до н. э. Независимо от того, называть ли весь период конца VI–V — начала II в. до н. э. пазырыкской культурой, говорить ли об определенных этапах: конец VI–IV в. до н. э. (пазырыкский) конец IV — начало II в. до н. э. (шибинский) — в рамках одной культуры, главное заключается в следующем:

1. Все памятники, относимые М.П. Грязновым к шибинскому этапу (в том числе и курганы Шибе, Катанда, Берель и др.), датируются теперь временем не позднее начала II в. до н. э. и составляют единую культурную группу с предшествующими курганами пазырыкского типа. Почти полное отсутствие материалов последних веков до нашей эры с территории Саяно-Алтая явилось основанием, на котором выросла растянутость хронологической шкалы памятников пазырыкского типа.

2. Памятники последних веков до нашей эры — первых веков нашей эры, так называемого гунно-сарматского (С.И. Руденко) или постпазырыкского (Д.Г. Савинов) этапа, открытые лишь в последние годы, представляют собой новую культуру, которую нельзя рассматривать как результат простого эволюционного развития предшествующей пазырыкской. Она не только отличается от последней инновациями в погребальном обряде и типах вещей, но, несомненно, отражает и появление иноэтничного населения, влившегося в состав местного субстрата или в каких-то формах сосуществовавшего с ним в рамках общих объединении. Новая археологическая культура, сменившая пазырыкскую, представляется пока что в самых общих чертах. В ней выделяется три группы памятников (карта 9): типа Булан-Кобы в центральном Алтае (Мамадаков Ю.Т., 1985, с. 173–189; Глоба Г.Д., 1983, с. 116–126; Могильников В.А., 1983а, с. 59, 62, 63), типа Кок-Паш в низовьях Чулышмана (Елин В.Н., Васютин А.С., 1986, с. 149–156) и, наконец Балыктуюльского типа (Сорокин С.С., 1977, с. 57–59, 65, 66). (Ред.).

33

Экскурс об оленных камнях написан В.В. Волковым.

34

Существует и другая точка зрения, согласно которой население, оставившее тагарскую культуру, не может быть отождествлено с динлинаии. См. ниже (Ред.).

35

Определение и датировка черепицы этого здания, проведенные С.И. Вайнштейном и М.В. Крюковым (1976, с. 146), позволили утверждать, что оно могло быть построено «не раньше 9 г. и не позже 23 г. н. э.». Однако основной комплекс находок, обнаруженных в здании, соответствует все-таки I в. до н. э. Поэтому не исключено, что исследованная черепица является остатками ремонта здания в начале I в. н. э. (Peд.).

36

См. раздел об архивных материалах и списке литературы.

37

Не исключено, что дом для наместника был возведен все-таки в I в. до н. э. (см. выше) (Ред.).

38

Материалы из Архива Института археологии АН СССР. Подробно см. ниже: Архивные материалы.

39

Памятник не опубликован. Описание дано согласно тексту, любезно предоставленному Л.Л. Галкиным, за что приношу ему глубокую благодарность (Ред.).