Степкино детство - [42]
И вдруг из стеклянной конторки грохнуло:
— А ну, чего стал? Шагай ко мне!
«Опоздал, — подумал Степка. — Теперь не убежишь».
И он повернул к стеклянной конторке.
Там на высоком табурете сидел тот самый мастер Камкин, что выманил у деда рублевку. Сидел и попивал чай. Жилет у него был по-домашнему расстегнут на все пуговицы.
— Контракт принес? — спросил он и выкатил на Степку свои глазища.
— Принес.
— Давай сюда.
Мастер поставил блюдце с чаем на стол и вытер рукавом пот с лица.
Степка прижал руки к груди.
— А ты меня колесо не заставишь вертеть?
— Колесо? Да кто же это тебе набрехал про колесо? Это тебя — да к колесу! Такого орла! Что ты? Тебя прямо токарем, ленточную резьбу резать.
— Ей-богу, токарем? — обрадовался Степка. И зашарил за пазухой. — Побожишься, что токарем?
— Чего мне божиться! Божба — грех. А мое слово крепко. Я — мастер. Раз сказал — сказал.
Степка вынул из-за пазухи контракт и протянул его мастеру.
— Ну, тогда на.
Мастер расправил ладонью бумагу и принялся ее разглядывать.
— Печать цела… рука приложена… все в порядке.
Он швырнул контракт в ящик стола, и шутки — тоже в сторону.
— Ну, будя рассусоливать, — строго сказал мастер и опять выкатил глаза. — Ты как стоишь? Ты перед мастером, как свеча перед образом, должен стоять. Ты знаешь, кто ты теперь есть? Ты есть ученик, отданный в учение мастеру. Послушен будешь — пальцем не трону, неслухом окажешься — бить буду. Понял? Ну, вали отсюда. К колесу пойдешь.
— К какому колесу? — попятился от него Степка.
— А к тому самому. Вертельщиком. Ты, я видел, на средний станок глаза пялил. Вот его и помогай вертеть.
Тут понял Степка: обманул его мастер, колесо вертеть заставляет — и опрометью бросился к двери.
— Кривой, держи зайца! — крикнул Оболдуй.
А Степка и вправду, петляя как заяц, бежал к дверям, огибая столбы, перепрыгивая через какие-то ящики и груды железного лома.
«Убегу… Убёг!» — думал Степка.
Но, еще не добежав до двери, увидел: все пропало. Стоит у двери одноглазый огромный человек, раскинув до косяков руки. И сразу понял Степка: не вырваться отсюда.
Он повернулся и, понурившись, пошел назад.
Токарь со среднего станка — с того самого — поманил его пальцем и сказал:
— Проходи за станок. Сюда тебе мастер приказал.
Степка послушно пошел следом за токарем.
В темноте, едва освещенные тусклыми фонарями, вертелись пять чугунных колес. Пять спин, облепленных мокрыми рубахами, сгибались и разгибались, наклонялись и распрямлялись. Пять человек крутили пять железных ручек. Пять колес гудели, обдавая Степку ветром.
Токарь повел его к среднему колесу и показал на маленькую деревянную площадку, устроенную для вертельщика.
— Здесь будешь вертеть. Митряю в подмогу… Стоп, Митряй! — крикнул он в спину худому, сутулому вертельщику, навалившемуся на ручку среднего колеса. — Передохни.
Митряй сразу отпрянул от колеса. Колесо провернулось само раз-другой и остановилось. Всем ободом, всеми спицами остановилось. А Митряй плюхнулся на деревянный обрубок возле столба, где стоял Степка, и начал сворачивать курево. Пальцы у него дрожали. Он не видел, как сыплется табак на колени, и Степку, верно, тоже не видел. Только глубоко затянувшись махоркой и выдохнув из себя весь дым, он спросил:
— На подмогу?
И глянул на Степку синими, выцветшими глазами, совсем как у деда.
— На подмогу, дяденька, — ответил Степка.
Оба замолчали. Митряй курил, глубоко, с расстановкой затягиваясь, закидывая голову к потолку и прикрывая веки. «Как курица воду пьет», — думал Степка, глядя на его желтоватый лоб, на жидкие косички волос, слипшиеся на лбу, на обглоданное худобой лицо.
— Тяжело вертеть? — спросил он.
Митряй ничего не ответил. Докурил крученку до кончиков желтых ногтей, глубоко, всей грудью вздохнул и тогда сказал:
— Привычка! — и опять печально, как птица, прикрыл глаза.
Степке вдруг стало жаль Митряя. Он представил себе, как Митряй лежит у себя дома под таким же лоскутным одеялом, как у деда, и стонет, печально закрыв глаза. И один он на свете. И никого нет возле него.
— Начинай! — крикнул токарь.
Митряй бросил окурок и торопливо поднялся со своего места.
— Становись напротив, с краю. Там легче, — сказал он Степке.
Степка стал на деревянную площадку против Митряя и схватился за конец ручки. Два вертельщика — старый и малый — четырьмя ладонями сжали патрубок[22], надетый на ручку колеса.
Колесо заскрипело, натужливо обернулось раз-другой. И пошло — все круглее, все быстрее. Степке сначала даже понравилось вертеть. Ему нравилось, что это он заставляет гудеть и вертеться станок. И вначале ему показалось, что вертеть вовсе не трудно, что колесо само вертится, только за ручкой поспевай. И Степка поспевал. Нагибался за ручкой, когда она была внизу, выпрямлялся, когда она взлетала в вышину. Сгибался-разгибался, сгибался-разгибался. Волосы то падали на глаза, то вскидывались над лбом. Вверх-вниз, вверх-вниз.
Мелькают спицы. Вертится колесо. А около колеса мается Степка. Сначала стала болеть спина, потом закружилась голова, потом заныли плечи, задрожали ноги. Потом перестала поворачиваться шея. Рубашка клейко прилипла к потной спине. Степка пошевелил плечами — не отдирается. В прилипшей рубахе совсем тяжело стало вертеть — кожу стягивает. Потом от пота взмокли волосы. Пот катился по лбу, застилал глаза, тек по щекам. Степка облизнул соленые губы и сплюнул. На один только миг отвернул голову от колеса, а ручка — бац! — и уже в плечо ударила. Чертово колесо. Дерется. Еще убьет.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Лариса Румарчук — поэт и прозаик, журналист и автор песен, руководитель литературного клуба и член приемной комиссии Союза писателей. Истории из этой книжки описывают далекое от нас детство военного времени: вначале в эвакуации, в Башкирии, потом в Подмосковье. Они рассказывают о жизни, которая мало знакома нынешним школьникам, и тем особенно интересны. Свободная манера повествования, внимание к детали, доверительная интонация — все делает эту книгу не только уникальным свидетельством времени, но и художественно совершенным произведением.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Две маленькие веселые повести, посвященные современной жизни венгерской детворы. Повесть «Непоседа Лайош» удостоена Международной литературной премии социалистических стран имени М. Горького.
Вот было бы здорово, если бы каникулы никогда не заканчивались, твой брат был самым-самым известным музыкантом, а в школе все-все без исключения хотели с тобой дружить. Казалось бы, не это ли мечта всех школьников? Но в реальной жизни всё оказывается не так просто. Да и мечты порой оборачиваются не долгожданной радостью, а сплошным разочарованием. Взрослеющие герои знаменитых повестей Анатолия Алексина помогут тебе самому стать старше вместе с ними, расскажут о чести и достоинстве, о первой любви и дружбе, о самых верных друзьях и о самой жизни – такой интересной, полной открытий и свершений! Для среднего школьного возраста.