Степкино детство - [33]

И чей-то голос резче всех:

— Суй голову! Голова пролезет — и весь там.

Степка сунул голову в отверстие. Не лезет. Завертел башкой и так и эдак — не лезет. Что же теперь делать? Вниз съехать? Нет, стыдно. Как же быть? И вдруг услышал снизу: «Карту-уз!» Ну конечно, это картуз виноват! Это же он, собака, держит! Степка рванул с головы картуз и втиснулся ершистой головой в каменное отверстие. Сухой птичий помет обсыпал волосы, шею. В ушах зазвенело, в глазах зарябило. А все-таки проскочила головушка. Степка вспомнил: «Голова пролезет — и весь там». Он свел плечи, вытянулся в ниточку и протолкнулся в щель до пояса.

Свесившись головой и плечами внутрь амбара, Степка высвободил руки и стал шарить вокруг себя. Вот руки нащупали мокрое днище бочки. Степка крепко ухватился за ее край и спрыгнул на пол.

Не успел Степка встать на ноги, как наверху что-то зашуршало. Он вскинул голову — Суслик там. Просунулся наполовину в щель, побарахтался малость и тоже сиганул на пол. Стоит, смотрит на Степку, а Степка — на него. Где они? Куда попали?

За стеной шум, голоса гудят, бахают бревна… А тут сыро, сумеречно. Кряхтит дверь, вздрагивают стены.

Степка обвел глазами амбар. Будто притаившись, горбятся здесь накрытые рогожами бочки, маятниками качаются на жердях белужьи тешки. Пахнет мочалой, сыростью.

Не по себе стало Степке. Скорей бы уйти отсюда… Скорей бы дверь проломили..

Суслик точно угадал, о чем думает Степка. Он дернул его за рукав и зашептал:

— Конторку надо искать. Слышал — кричали?

И верно — конторка. Где она тут?

В конце амбара ребята разглядели какую-то загородку в углу, всю в цветных стеклах. На двери дощечка: «Конторка». Она. И кот в дверях сидит. Кот такой же, как дома, — спокойный. Сидит, лапкой умывается.

Зато и обрадовался Степка коту.

— Васька, Васька, миленочек…

И откуда голосок взялся у Степки такой — тоненький, как у девчонки.

А кот трется об Степкину ногу: «Мур-р-р, мур-р-р…»

— Довольно тебе с котом прохлаждаться, — сказал Суслик. — Дело надо делать.

Он уже приволок охапку коротких дубинок, которыми глушат рыбу, и сбросил их у двери конторки.

Степка схватил одну дубинку. Суслик — другую, размахнулись и — рраз! — по цветистым стеклам. Красные, синие клинышки так и брызнули им под ноги.

Зазвенела рама, затрещал переплет…

И вот оно, нутро конторки. Посредине стоит стол, накрытый зеленым сукном. На столе — воз добра. Медная чернильница, карандаши, книги. И шкатулка есть. Верно, с ангелом на крышке.

Степка схватил ангела за крылья, опрокинул шкатулку. На зеленое сукно высыпались бумажки — трепаные, мазаные. Степка, не читая, стал запихивать их в карманы штанов. Что читать? Ясно, про них кричали.

А вот какие-то толстые книги на столе. Степка прочитал тисненную золотом надпись по переплете: «Де-ля-гин и ком-па-ния».

Дрожат стены амбара, дребезжит разбитое стекло в раме. На улице стук, грохот, амбарная дверь трещит, шатается. А Степка и Суслик — оба два — уселись в конторское плетеное кресло и читают по складам конторские книги купца Делягина и его компании:

— От-пу-ще-но су-да-ка пыл-ко-го од-на боч-ка.

— При-ня-то о-сет-ра мер-но-го сто пу-дов.

— От-гру-же-но ба-лы-ка…

И вдруг на ребят хлынула волна ветра. Обе половинки амбарных дверей качнулись и грянули на пол. Сквозь клубы пыли, поднявшейся к потолку, в амбар прыгнуло веселое солнце, обежало желтым блеском груды ящиков и бочек, хозяином раскинулось на стене.

А вслед за солнцем, будто догоняя его, в амбар ворвались люди. По сброшенной на пол железной двери застучали сапоги, зашлепали босые ноги, знакомый голос резко крикнул: «Дай бог почин».

И началось.

Бондари, конопатчики, перемазанные глиной кирпичники бросились к ящикам, к бочкам, катили их, тащили, сбивали обручи, рвали крышки. По амбарам застучали молотки, зазвенели топоры.

Какой-то старичище в рваном ватном душегрее — борода в три раза больше лица — показывал, куда сваливать рыбу из ящиков, из бочек, и покрикивал:

— Сыпь, подсыпай, черти-братцы! Ужо делить будем!

Чей-то озорной голос отозвался:

— Угадал, дедка! По кулю на дядю, по полкуля на племяша.

А какие-то незнакомые парнишки прыгали уже вокруг рыб и орали:

— Куча мала, куча мала!

На Степкино плечо легла чья-то горячая рука. Степка оглянулся: опять он, конопатчик.

— Задаточные раздобыл?

— Раздобыл.

— Вали сюда.

И протянул Степке картуз.

Степка тискал в картуз записки, а конопатчик покрикивал на татар, кативших бочки:

— А ну, сворачивай! Тут дело поважнее ваших бочек.

Он надел на голову картуз с расписками, подправил торчащие бумажки и спросил Степку:

— Ты чей такой?

— Засорин я, Степка. Вот чей. В участке были вместе.

Но конопатчик махнул рукой.

— Не время сейчас о вчерашнем, Степан…

И, приложив обе ладони к Степкиным щекам, притянул его к себе и сказал:

— В город пойдем завтра. Эмму за жабры возьмем. Понял?

— Какую Эмму? — удивился Степка.

— Да ну, губернатора, немец он, Эмма. Понял, нет? Мальчишкам накажи: пусть нынче домой не ходят, здесь ночуют. Слышишь? Завтра всем работы хватит. Держись возле меня завтра. Отобьешься, — конопатчика Кандыбу спроси. Это фамилия моя. Или дядю Ваню — это тоже я.

Глава XIV. Настоящие пули