Стены молчания - [19]

— Но не обязательно сухо, — сказал я.

— Ты там был? — спросила Кэрол.

Я не ответил. Если бы я искал жаркое место, это явно была бы не Индия. Ее больше не существовало на моей карте.

Кэрол не знала, что ей делать дальше.

— До скорого, — наконец произнесла она и отвернулась.

Я побрел по асфальтированной дороге. Набирая номер таксопарка, я все еще не был уверен в своем решении. Ленивый голос на другом конце провода сказал мне, что машина будет у меня через пятнадцать минут.

Я вернулся в сад Свободы. Наверное, Джей Джей нашел свою свободу. Кто еще похоронен здесь? Я посмотрел на каменные кресты, на ангелов, на редкие грандиозные напоминания о смерти, разбросанные по огромному кладбищу. Надписи на памятниках можно было и не читать: «скорбим», «скучаем», «любим» и бла-бла-бла. Единственное, что казалось мне привлекательным, — это возможность ощутить умиротворение тысяч тел, лежащих в своих одиночных наделах и работающих мертвецами. Не то что человек, зовущий на помощь и тщетно пытающийся оттянуть дверную стойку «Линкольна» от головы женщины, которая уже зарезервировала себе место на кладбище.

Я медленно поплелся назад к кладбищенскому офису, но по другому маршруту: через сад Псалмов, вдоль Гринлоун-авеню. Поезд медленно проехал на расстоянии ста ярдов от меня. От парковки в конце Уильям Локк-драйв я направился к навесу у входа в здание.

Кэрол стояла на пороге. Увидев меня, она не двинулась с места, только слегка улыбнулась.

— Надеюсь, ты выяснил, как уехать отсюда, — сказала она. — Отсюда далеко до Трибека.

9

Я уже не в первый раз был в квартире Кэрол. Но на этот раз все было по-другому. Она жила на последнем этаже. Обстановка не изменилась — старая мебель, в основном американская, хорошо гармонирующая с ковриками, покрывалами и растениями. Ничего хромированного, никакой стали, все деревянное, никаких ярких цветов, мелкие безделушки, расставленные повсюду для пытливых глаз. Комната расслабляла своих обитателей. В ней все было продумано, она умиротворяла и затягивала внутрь. Не комната, а огромный кокон. Даже летним вечером здесь не было шумно. Тем более район Трибек усиливал безмолвие, но не настолько, чтобы нарушать внутреннюю гармонию квартиры. Словно кто-то точно знал, каким должен быть уровень шума.

Но сценарий изменился. Я чувствовал себя не простым посетителем, как раньше. Никакой повестки дня и никакого заранее установленного времени ухода. Может, сказывались последствия выпитого «Пино Нуар». Второй бокал, потом третий. Я протянул руку и снова наполнил бокал, ставя бутылку на тиковую подставку на огромном кофейном столике, сделанном из старинной двери.

Кэрол вернулась в комнату уже с пустым бокалом. Она сняла траурные одежды, надела синие шорты на завязках и футболку. Этакое отсутствие формы, подчеркивающее определенные формы. Босоногая, никакого макияжа, никаких драгоценностей: ни колец, ни браслетов, ни часов. Только она, Кэрол, милая и притягательная.

Она наполнила свой бокал и села рядом. Рядом со мной. Кэрол протянула ноги на подушки, лежащие на огромном диване, и посмотрела на меня сквозь завесу волос, которые прикрывали часть ее лица. Она откинула волосы и сделала глоток. Я заметил блеск светлых волосков на ее руках. Волоски были такими же прозрачными, как паутинка.

— Мило, — сказала она.

Я кивнул. О чем она думала? Явно не о вине.

— Хочешь есть?

Но и не о еде. Вопрос был так прост, так естественен.

— Нет, — ответил я.

— Я тоже не хочу, — она смотрела на меня. Короткие взгляды, глотки вина. Взгляд, глоток, взгляд, глоток.

— Не будем говорить о Джей Джее или о похоронах, ладно? — сказал я.

— Точно!

Пауза. Взгляд, глоток. Шум улицы. Кэрол наклонилась к столу, взяла пульт, нажала на кнопку, и послышалась музыка Стэна Гетца из колонок, которых я не видел. Я усмехнулся.

— Что смешного? — она тоже засмеялась.

— Ну, — сказал я, — только не пойми меня превратно. Мы приходим сюда, ты надеваешь что-то удобное, разливаешь вино и включаешь музыку. Просто я подумал… я имею в виду… — Я замолчал, подыскивая слова. — Мне просто показалось это смешным, вот и все.

Кэрол положила пульт на стол:

— Тебе нравится яблочный пирог?

Я отрицательно покачал головой:

— Но ты ешь, если хочешь.

Она расстроенно цокнула языком:

— Я не спрашивала тебя, хочешь ты его или нет, я спросила, нравится ли тебе яблочный пирог.

— Конечно, он мне нравится.

— Яблочный пирог — клише, — сказала она. — Ты же знаешь: нет ничего более американского, чем яблочный пирог. Но это не означает, что он невкусный, что его не стоит ни готовить, ни есть.

— Достаточно честно, — сказал я, хотя не понял, к чему она клонит.

— Тебе нравится, что на мне надето, тебе нравится вино, тебе нравится Стэн Гетц? — с поддельным ужасом спросила она. — Нет?

— Ну, — медленно ответил я, — да. Но что, если бы мне не нравился яблочный пирог?

— Я бы выбросила тебя отсюда.

— Мне это нравится, мне действительно это нравится, — я улыбнулся и дотронулся до ее руки. У нее была нежная мягкая кожа.

— Когда людям нужна помощь, они должны посылать недвусмысленные сигналы. Я откуда-то знаю это.

Я хотел знать, откуда. Я хотел знать все. Но дополнительные вопросы были уделом юристов и адвокатов, а мы не были ни теми, ни другими в этот момент в этом месте.