Стендаль. Встречи с прошлым и настоящим - [26]

Судя по словам Максима Горького, Толстой читал это произведение. Возможно, что с этой книгой связана классификация любви в ранней автобиографической повести Толстого «Юность» (гл. 24). Подразделение любви на различные роды, в том числе и «тщеславную любовь», встречается также в одном из вариантов первой главы повести «Отрочество».

Что же касается романов Стендаля, то из писем и высказываний Л. Н. Толстого известно, что он читал «Красное и черное» и «Пармскую обитель» по крайней мере дважды. Прежде чем перейти к этим произведениям, остановимся вкратце на вопросе об эволюции французского романа (Стендаль, Бальзак, Флобер), упомянутой в беседе Л. Н. Толстого с Полем Буайе.

В этой беседе Толстой откликался на суждения французской критики. Фердинанд Брюнетьер, например, применял теорию Дарвина об эволюции видов к литературным жанрам. Но об «эволюции романа», «эволюции современного романа» и т. п. неоднократно упоминал вслед за Брюнетьером и П. Д. Боборыкин в своей книге «Европейский роман в XIX-м столетии» (1900). Толстой благожелательно относился к этому критику и романисту. Может быть, он ознакомился и с этой его книгой.

Любопытно, что Боборыкин сознавал, что Льву Николаевичу неприятно слово «эволюция», и упомянул об этом в своих воспоминаниях о Толстом[218]. Правда, он применил это слово по отношению к самому Толстому.

Отметим, что вопрос о развитии французского реалистического романа ставился в России уже начиная с 70-х годов, особенно в демократическом журнале «Отечественные записки». Интерес к этому вопросу был связан с новейшими явлениями французской литературы, а также со статьями Эмиля Золя, опубликованными в «Вестнике Европы», и с трудами западноевропейских критиков (Ипполит Тэн, Георг Брандес и др.), которые нашли живой отклик в России.

В 1876 году П. Д. Боборыкин писал в статье «Реальный роман во Франции»: Стендаль был «родоначальником реализма в самом полном, в высшем смысле слова»[219].

В том же году И. С. Тургенев утверждал, что новая школа французских романистов, «получившая во Франции не совершенно точное название реалистической, – ведет свое начало от Бальзака». Он отмечал большую симпатию в России к этим писателям; то, что они находят здесь «удобную и уже разработанную почву»[220]. (Тургенев, очевидно, имел в виду уже сложившиеся традиции реализма в русской литературе.)

Толстой, по-видимому, скептически относился к утверждениям о «школе» французского реалистического романа. Он противопоставлял Стендаля Бальзаку, хотя признавал гениальность последнего: «Жаль, что Бальзак, должно быть, плохо знал его, Бальзак – сочинитель хаотичный, болтливый»[221]. «У Бальзака в образах возможность, а не необходимость поэтическая», – отметил он еще в молодости в «Записной книжке»[222].

Обратимся теперь к романам Стендаля и к их восприятию Л. Н. Толстым в разные периоды его жизни.

I. «КРАСНОЕ И ЧЕРНОЕ»

13 ноября 1883 года Л. Н. Толстой сообщил в письме к Софье Андреевне: «Читаю Stendhal Rouge et Noir. Лет 40 назад я читал это, и ничего не помню, кроме моего отношения к автору – симпатия за смелость, родственность, но неудовлетворенность. И странно: тоже самое чувство теперь, но с ясным сознанием, отчего и почему»[223].

Исследователи творчества Толстого и Стендаля комментировали эти слова с точки зрения «родства» литературных методов обоих писателей, их приемов письма и психологического мастерства (Б. М. Эйхенбаум[224], Н. Н. Арденс[225], Я. В. Фрид[226] и др.).

Во всех случаях не учитывалось то обстоятельство, что в 15–16-летнем возрасте («лет 40 назад») Лев Толстой еще не мог испытывать вышеуказанные чувства в связи с «преодолением романтических канонов», с манерой письма или с психологическим мастерством («диалектика души»), которые позже будут свойственны ему как писателю.

И в зарубежном литературоведении высказывание Толстого о «Красном и черном» рассматривалось с точки зрения отношения автора «Войны и мира» и «Анны Карениной» к Стендалю. Г. Стрикленд, например, считает, что «неудовлетворенность» Толстого этим романом вызвана тем, что сам он несравненно больше знал о жизни, чем Стендаль, и предоставлял своим персонажам гораздо большие возможности осуществления их индивидуальной судьбы, чем Стендаль своим героям[227].

Однако как воспринимал юный Лев Толстой «Красное и черное»? Что в этом романе могло в нем вызывать «симпатию за смелость, родственность, но неудовлетворенность»? Попробуем разобраться в этих вопросах, до сих пор еще не занимавших литературоведов.

По всей вероятности, Лев Толстой впервые прочел «Красное и черное» в Казани, где он жил у своей тетушки П. И. Юшковой и 16-летним начал учиться в университете; или же он прочел эту книгу летом в деревне.

Из автобиографических сочинений Л. Н. Толстого известно, что он уже в 14-летнем возрасте «зачитывался» французскими романами, особенно произведениями романтиков. В Казанском университете он познакомился со студентами, презиравшими этот род литературы – произведения А. Дюма, Э. Сю и др. Эти студенты «гораздо лучше и яснее» судили о литературе, чем юный Лев Толстой[228].