Набравшись храбрости – более напоминающей отчаяние человека, решившего, что нет нужды цепляться за иллюзию покоя, – я спустился вниз. Укрываясь за кустами – много ли от того было толку! – я продвигался осторожно вперед, пока не оказался у ворот из дуба, у первой границы. Помните ту выемку для руки, через которую можно было достать засов? Так вот, я не сразу заметил, что через нее в мою сторону смотрит лицо, и поэтому вновь позволил чему-то негаданному привести меня в крайнее ошеломление.
Это лицо… оно не было чудовищным или бледным, не было лишенным плоти или призрачным. Я подумал тогда – и думаю так до сих пор, – что оно лучилось злобой, и точно помню, что глаза с него взирали большие, выпученные и неподвижные. Оно было розовым и, как мне показалось, излучавшим жар, а прямо над его глазами, спадая со лба, нависала кайма белой льняной драпировки.
Есть что-то ужасающее в том, когда видишь только лицо – не всю фигуру целиком и даже не голову, особенно если взгляд его глаз безошибочно устремлен на тебя. Не лучше обстоит дело и в том случае, если выражение лица не дает никакого намека на то, что последует дальше. Я только что сказал, что воспринял его как злобное, и так оно и было, но не в связи с выражением неприязни или свирепости. Оно на деле было избавлено от всех возможных эмоций. Я лишь осознавал, что вижу белки глаз вокруг зрачков, а это, как мы знаем, придает выражению оттенок безумия. Бесчувственности этой мне хватило с лихвой. Я побежал, но на безопасном, как мне казалось, расстоянии в пределах своего участка не смог не остановиться и не оглянуться. В проеме ворот уже не было белой фигуры, но среди деревьев мелькнула знакомая льняная бахрома.
Не спрашивайте, каких трудов мне стоило дождаться прихода семьи. То, что пережил я нечто необычное, ни от кого не укрылось, но я совершенно уверен, что пресек всяческие расспросы и не предпринял ни единой попытки описать тот эпизод. Почему предпринимаю я неубедительную попытку сделать это сейчас, сам наверняка не скажу. Несомненно, то зрелище обладало грозной силой, раз осталось в моей памяти спустя все эти годы. Считаю, мне и ныне следует быть осторожным, гуляя у ворот Посадки. Время от времени я задаюсь вопросом, есть ли – где-то здесь или где-то там – гиблые места, где все еще обитают некие существа, которых каждый когда-то мог увидеть и поговорить с ними, когда они шли по своим повседневным делам. Тогда как теперь только через редкие промежутки времени в череде лет современный человек пересекает их пути и узнает о них; и, возможно, только это и бережет его от упадка и безумия.
