Стенающий колодец - [77]

В этой гостинице и поселился мой знакомый, мистер Томпсон. В тот чудесный весенний день он был еще молодым человеком и приехал из Кембриджского университета, чтобы немножко отдохнуть и почитать вдали от толпы. Для уединения это место подходило совершенно: в гостинице помимо хозяина и его жены, готовых во всем услужить постояльцу, никого больше не было. Ему была предоставлена большая комната на втором этаже с видом на дорогу. Если бы она еще глядела на восток… но с этим недостатком пришлось смириться, к тому же дом был крепкий и теплый.

Дни текли мирно и однообразно: работа по утрам; дневные прогулки по дороге; недолгие беседы с местными жителями, коротавшими вечера в гостинице за вошедшим в моду тогда напитком – бренди с водой; затем чтение и, наконец, отход ко сну. И он наслаждался мыслью о том, что впереди у него целый месяц в распоряжении… как хорошо движется работа и как чудесен апрель в этом году… я предполагаю, что совершенно такой, каким представляет его себе Орландо Уистлкрафт в «Очаровательном годе».

Временами он предпринимал прогулку по северной дороге, которая уходит вверх и тянется через широкий участок земли, называемый пустошью.

В тот солнечный день, когда он впервые двинулся в этом направлении, в нескольких сотнях ярдах слева от дороги ему бросился в глаза какой-то белый предмет, и ему очень захотелось узнать, что же это такое. Вскоре он оказался близ него и обнаружил, что глядит на белый камень квадратной формы, чем-то напоминавший основание колонны с квадратным отверстием вверху. Точно такой же вы можете увидеть и сейчас на Тетфордской пустоши. Внимательно его осмотрев, он некоторое время посвятил созерцанию округи, которая состояла из пары церковных башен, нескольких домиков с красными крышами и с подмигивающими на солнце окошками и точно так же подмигивающего и поблескивающего морского пространства.

Затем он продолжил свой путь.

Вечером в баре он поинтересовался, зачем стоит на пустоши белый камень.

– Со старых времен еще остался, – ответил хозяин (мистер Беттс). – Мы еще и на свет-то не появились, когда его здесь установили.

– Точно, – подтвердил кто-то еще.

– Он находится очень высоко, – заметил мистер Томпсон. – Наверное, в былые времена служил навигационным знаком.

– Точно! – согласился мистер Беттс. – Я слыхал, что его было видно с моря, но чем бы он там ни был, от него давным-давно почти ничего не осталось.

– И хорошо, – заявил третий. – Старики говорят, что он был несчастливым знаком… для рыбаков, я имею в виду.

– Почему? – спросил Томпсон.

– Сам-то я его не видел, – последовал ответ, – но у этих стариков в голове такие смешные мысли о нем… странные, я хочу сказать… и не удивлюсь, если окажется, что они сами его и уничтожили.

Больше выяснить ничего не удалось – компания, которая разговорчивостью вообще не отличалась, замолчала окончательно, и потом беседа зашла о деревенских событиях и посевных работах. Говорил в основном мистер Беттс.

Томпсон не каждый день предпринимал оздоровительные прогулки. Однажды послеполуденное солнце застало его за кропотливой работой в три часа. Он потянулся, встал и вышел в коридор. Напротив его комнаты находилась еще одна, затем шла лестничная площадка, а далее по коридору располагались еще две комнаты – одна выходила на задний двор, другая – на юг. В южном конце коридора было окно, к нему он и двинулся, размышляя о том, что грешно упускать такой замечательный денек. Но в данный момент работа стояла на первом месте, поэтому он решил, что пять минут передохнет, а потом вновь вернется к ней. А эти пять минут он посвятит – Беттсы вряд ли стали бы возражать – осмотру других комнат, которых прежде никогда не видел.

В доме, кроме служанки в баре, кажется, никого не было – уехали в город на базар. Стояла полная тишина, было очень жарко, первые мухи жужжали между оконными рамами. И он отправился на разведку. Комната напротив отличалась от его номера лишь наличием старой гравюры с изображением Бери Сент-Эдмундс. Следующие две по его стороне коридора выглядели жизнерадостно и чисто и имели по одному окну, в то время как у него их было два.

Оставалась юго-западная комната напротив последней, которую он посетил. Она оказалась запертой, но Томпсона охватило такое непростительное любопытство, что он, убедив себя, что в таком месте не может существовать постыдных тайн, которые к тому же так легко раскрыть, вставил в скважину ключ от своего номера. Он не подошел, тогда Томпсон попробовал ключи от других трех комнат. Одним из них он и открыл дверь.

В комнате было два окна с видами на юг и на запад, поэтому она вся целиком была залита ярким, жарким – для того времени года – солнцем. Ковра в комнате не было – голый пол; ни картин, ни раковины, лишь кровать в дальнем углу – железная кровать с матрасом и валиком вместо подушки, покрытая голубоватым одеялом. В общем, представьте себе самое невыразительное помещение.

Тем не менее Томпсон быстро, но бесшумно закрыл дверь и, весь дрожа, прислонился к подоконнику в коридоре. Дело было в том, что под одеялом кто-то лежал, и не просто лежал, но и шевелился. Что это был кто-то, а не что-то, сомнений не вызывало, потому что под одеялом на валике явно вырисовывалась голова. Но кому придет на ум лежать под одеялом с головой… только мертвому, а этот человек не был мертвым, во всяком случае совсем мертвым, так как одеяло вздымалось и колыхалось. Если бы Томпсон увидел подобное в сумерках или при мерцающем свете свечи, он бы успокоил себя мыслью, что ему все привиделось. Но в такой яркий день… нет.