Стена - [24]

— Yes, однако no[6]. Вы забыли очень важную деталь. В их словах содержалось еще одно весьма серьезное условие: «везде на этом свете». Важно как раз то, что это будет происходить с вами на этом свете. Понимаете? Следовательно, чтобы убежать от суда, вы должны бежать на край света.

— На край света?..

— Ш-ш, тише! Да, бежать на край света. Вам следует отправиться в путешествие.

— Край света... Я уже несколько раз видел такие листовки.

— Правильно. Край света — это вроде современной моды.

— Неужели есть и другие люди, оказавшиеся в таком же положении, как и я?

— Пожалуй, но поскольку отличить их от вас почти невозможно, то вполне мыслимо утверждение, что такая судьба постигла вас одного. Ну ладно, для долгих разговоров времени нет, отправляйтесь.

— Хорошо. Я и сам думал: как бы мне сбежать от своего позора.

— Сделайте это обязательно. В этом единственный смысл вашего существования. Давайте на этом и закончим. Вот вам билет на лекцию и кинофильм о крае света, которые состоятся сегодня вечером. Вы извлечете для себя немалую пользу.

С этими словами манекен быстро сунул мне в руку плотную карточку и, поспешно вернувшись на свое место, застыл в прежнем положении. Я поднес карточку к свету витрины — текст был тот же самый, который я видел на листовке, но место и время указаны не были.

— Я хотел бы спросить...

Однако манекен и бровью не повел, подступиться к нему было невозможно. У меня возникло неприятное чувство: не иначе как он посмеялся надо мной, — и я решил было порвать карточку и выбросить, но потом в сердцах сунул ее в карман. Выкинуть ее — пользы никакой, а вред вполне возможен.

Выглянула луна, на улице посветлело, мерцала черная вода в канале. Вниз по каналу бесшумно плыл черный пароход, издавая запах ацетилена. Детским голосом мяукала кошка.

Вдоль противоположного берега канала шла улица, пропахшая поджаренным хлебом. Почувствовав неожиданную пустоту в желудке, я по мосту перешел на другую сторону. И оказался на узкой сырой улочке, утонувшей в звуках пластинок, напоминавших скрежет трущихся между собой фарфоровых черепков; висели вывески из подсвеченного изнутри цветного стекла; у входов в заведения стояли расплывшиеся женщины.

СПЕЦИАЛЬНАЯ ЗАКУСОЧНАЯ «ГОЛУБЬ»

КАБАРЕ «РОНДО»

ЛА КУМПАРСИТА

— У вас билет с собой? — деликатно окликнула меня женщина в черном платье — это была Ёко-манекен.

От неожиданности я смутился, словно ребенок, и стал податливым и послушным. Непроизвольно опустив руку в карман и зажав карточку, я спросил:

— Какой билет?

— Вот тебе на, разве вы не получили только что билет от манекена?

— А-а, этот?

— Ну да.

Ёко-манекен, кокетливо сложив губки, кивнула и толкнула обитую сукном дверь. Пол был ниже уровня земли, и воздух в сыром помещении, освещенном лампами дневного света, казался пропитанным влагой. Картонная банановая пальма колебалась, как трава на дне моря. Точно прилипшие друг к другу утопленники, колебались до отказа набившие зал мужчины и женщины. В простых до примитивности ритмах колебались пять-шесть джазистов.

— Заходите, пожалуйста. — Ёко-манекен опередила меня и повела между столиками — словно поплыла.

В конце зала была лестница. Поднявшись по ней, мы оказались в темном коридоре, терявшемся в бесконечной дали. Я решил, что меня ведут в специальный кабинет. Вспомнив вдруг, что произошло со мной днем, я забеспокоился и схватил Ёко-манекен за руку.

— Потом, — сказала она строгим голосом и быстро пошла вперед.

Этим все и кончилось — я пытался догнать ее, но мне это никак не удавалось, нас все время разделяли несколько шагов.

Мы поднялись еще по одной лестнице, коридор поворачивал то вправо, то влево. В нем становилось все темнее, и Ёко-манекен исчезла во тьме, светлым пятнышком мелькал лишь ее затылок. Я совсем забыл, что меня куда-то ведут, и думал только о том, чтобы не отстать от светлого пятнышка.

Вдруг оно оказалось перед самыми моими глазами, и одновременно раздался отвратительный скрежет двери.

— Сюда, — услышал я голос, и меня изо всех сил толкнули в спину. Еле удержавшись на ногах, я влетел в комнату, расположенную ниже уровня коридора. Это было огромное помещение, пропитанное запахом пыли, откуда-то проникал тусклый свет. Под ногами носились полчища крыс. Я оглянулся — и дверь, и Ёко-манекен исчезли. Там, где они только что стояли, теперь высилась серая, грубо оштукатуренная стена.

Я осмотрелся — выхода нигде не было. Лишь голые стены без окон, а впереди небольшое возвышение, напоминавшее сцену. В углу валялись три сломанных стула, а рядом лежали части какого-то аппарата, завернутые в брезент. Я было двинулся вперед, чтобы лучше рассмотреть комнату, но поднялась такая страшная пыль — она точно снежным сугробом покрывала пол, — что я чуть не задохнулся.

Тут брезент вдруг приподнялся, и оттуда вылез горбун.

— Ваш билет, — прохрипел он и, не глядя на меня, протянул руку в мою сторону. Длинную, чуть ли не до пола, руку. Я дал ему карточку (по-прежнему очень послушно), он внимательно осмотрел ее со всех сторон и, как бы отказываясь от дальнейшего изучения, спрятал во внутренний карман пиджака, потом, что-то ворча себе под нос, вытащил откуда-то во много раз сложенный кусок материи.